к жизни, – коротко рассмеялся Михаил. – Познакомьтесь, Полина, Геннадий. Напугала ты меня.
– Себя больше.
– Сейчас я тебя развеселю. Представляешь, Илонов, прежде чем уехать, вытащил из салона коврик, положил на землю, тщательно так вытер ноги, сел, занес ноги в машину, изогнулся, поднял коврик, стряхнул, свернул, уложил в пакет. В смысле у него специальный коврик. Как в храм в свою «Ауди» входит.
– Бывают и такие. Скорее всего, у него нет времени пылесосить автомобиль, вот и старается не пачкать. Кстати о быстротекущем. Геннадий, вы, кажется, спешите? Зачем я вам понадобилась?
Только насытившись, я сообразила, что до этого не слишком четко видела окружающее. Словно рассвет превратился в полноценное утро. И цветные пятна на ковре сложились в узор, беспорядочные штрихи на пледах – в крупную клетку, а у двух мужчин, напряженно сидевших напротив, обнаружились внешние различия. Не такие резкие, как, к примеру, у Бориса Юрьева и Сергея Балкова, но и близнецами они мне казаться перестали. Оба шатены под метр восемьдесят ростом, накачаны сверху, худощавы снизу. Но у Михаила темные глаза, острый нос, крупный рот и квадратный подбородок. А у светлоокого Геннадия черты округлые, мягкие и гораздо более соразмерные. Не смазлив, скорее приятен. Однако Михаил запоминался, а Геннадий нет. Взглянула не без эстетического удовольствия и забыла.
Язык вдруг сделался шероховатым, мне стало не до сравнений. Кокосовая стружка на печенье! Так часто метала, что не заметила. И совсем забыла – у меня на нее аллергия. Мне предстояли не самые приятные десять минут, пока не пройдет. Но мой случай ерунда, я не люблю кокосы. А подруга одна обожает. И расцветает от них алой сыпью по всему телу, и задыхаться иногда начинает. Маялась она, маялась, и нашла выход. Две таблетки супрастина, получасовая пауза, потом до отвала «Баунти» и опять супрастин.
– Полина, вы в состоянии общаться?
Сосредоточиться, отставить подруг и шоколад.
– Да, Геннадий. Начинайте.
– Помните, мы тогда на даче разговаривали с Настей?
Точно, поглощали яичницу и тешились болтовней. Родственные души. И о чем же Настасья ему поведала? У нас с ней уговор – не трепаться ни с кем друг о друге, признавать лишь очевидное и блестящее знание биографии не демонстрировать. Неужели забылась девушка?
– Вы, правда, журналистка? – продолжил Геннадий.
Да, стоило отвлекать меня от размышлений о кокосах применительно к тонкостям человеческой натуры, чтобы учинить допрос. Я довольно сварливо пробурчала:
– А зачем Настасье выдумывать мне профессию?
– Просто мне показалось, что вы из полиции. Возможно, связаны с пресс-службой. Тесный контакт с приезжими оперативниками бросался в глаза.
И как такой остро наблюдательный Геннадий Самошев за Леонидом не уследил? Михаила вон вообще уволили. Но добросовестный профессионал окопался в кухне и по его словам «контролировал».
