ее уходит вверх, к потолку, и почти не разглядеть сияющую макушку. Надо смотреть на подножие елки, укрытое широкими лапами, разодетыми в парадные банты и бусы. На лапах искрится искусственный снег, отражая свет гигантских хрустальных люстр. А под елкой настоящая жизнь: по кругу ходит, грохочет железными локтями поезд, в его вагонах едут волки, зайцы, лисы, крокодилы, куры и пингвины, коровы и жирафы. Ближе к стволу сидят золушки и белоснежки, спящие красавицы и прекрасные принцы, щелкунчики с золотыми грецкими орехами. Во главе этого царства – Дед Мороз с целым мешком тайных желаний и негаданных сюрпризов. Красные щеки его горят, зацелованные метелью, через которую он мчался на расписных санях, волшебный посох наготове – только не ленись и загадывай, загадывай, чудо обязательно произойдет!
Надо закрыть глаза и сосредоточиться в этой бесконечно-веселой песне и восторженных детских криках. На ватных ногах иду через кассы на улицу, выдыхая в вечерний воздух жар души и остатки желаний. По дороге домой все время думаю о том, что купила, и как распределить подарки между близкими. Дома достаю грустного деревянного зайца в розовой шубке, веселого матроса и загадочного ангела с проволочными ручками. Долго разглядываю их, улыбаясь, трогаю их неровности пальцем. Вешаю новых друзей на гвоздики на стене и какое-то время еще пребываю в дурмане нахлынувших мечтаний… Приятнее всего о Новом Годе мечтается именно летом. Как только становится жарко и с тополей начинает лететь пух, немедленно хочется, чтобы это был чудесный, таящий на губах, прохладный и самый настоящий снег. А не летающая тополиная вата, забивающаяся в нос и норовящая залепить глаза.
Сквозь обычный дневной шум с улицы различаю голоса. Мужские голоса, хриплый, настаивающий и более молодой, ленивый голос, как будто растягивающий жвачку во рту. Слова не разобрать. Но по голосу можно многое сказать о человеке. Почему-то мне становится страшно. Я подхожу к окну, чтобы разобрать, о чем они говорят.
– Тебе не наврали, там точно никого?
– Да ты достал! Не могут люди не выходить из квартиры неделю. Уехали они.
– Ну не знаю, моя бабка, когда померла…
– Нет там мертвых бабок! Не ссы, дело верное. Я на той неделе подпилил там что надо. Пошли!
Скрипнула подъездная дверь. Я подошла к входной двери. Шагов не слышно. Кашель. Кто-то стоит на площадке, различаю суетливую возню. Вдруг в мою дверь что-то упирается снаружи, и мой дверной замок раскручивает обороты, открываясь. Толчок. Цепочка на двери натягивается. Благо, я всегда полностью закрываю дверь.
– Я звоню в милицию, – сиплю от страха я.
– Атас! – тонкий шепот и быстрые шаги, хлопок подъездной двери.
Я опускаюсь на коврик у двери. Часто дышу, проглатывая сердце, застрявшее в районе горла. Еще чуть-чуть и хозяева квартиры решат, что я сбежала, не заплатив,
