ко сну. В эту ночь профессор долго не мог уснуть, он пытался анализировать, как могло произойти землетрясение в районе, где оно не случалось никогда. Далее он в мыслях представил предстоящее выступление в университете, все же успокоился и уснул.
Будильник зазвонил в семь, но Лиз уже сварила кофе, запах которого бодро разносился по дому. После водных процедур и выбора гардероба профессор оделся и спустился. Лиз с недоумевающим выражением лица смотрела телевизионные новости. На экране телевизора то и дело менялись фотографии и видео с кадрами разрушений различной степени от небольших до почти катастрофических, вместе с которыми менялись и надписи стран и населенных пунктов. Из новостей было понятно, что землетрясение случилось примерно на двадцати пяти процентах поверхности земли.
– Что происходит? – спросила Лиз.
– Я думаю, не надо волноваться, это наверняка один из многих катаклизмов, – постарался успокоить ее профессор.
Они молча позавтракали. Расставаясь, Лиз поцеловала его, подала сумку и сказала:
– Не опаздывать, я буду ждать тебя как договорились.
* * *
Профессор подъехал к университету и припарковал свой автомобиль. Неторопливым шагом он направился к главному корпусу через парковую зону с вековыми деревьями, аккуратно подстриженными лужайками, белыми бордюрами, масштабность и красота которых подчеркивали статус этого учебного заведения. Здание главного корпуса величественно возвышалось над парком и было не меньшей архитектурной достопримечательностью в Карнесте, чем церковь в Ридмоунде. Его восемь широченных колонн, выполненных в греческом стиле, и треугольная крыша с большими круглыми часами на фасаде напоминали Пантеон.
Внутри корпуса было не менее торжественно. Пол в холле с выложенным на нем гербом университета и стены были выполнены из светло-розового мрамора. В центре широкая мраморная лестница с мощными перилами и ступенями.
Проходя по коридорам родной кафедры, профессор всегда чувствовал на себе взгляды светил прошедших эпох с портретов, развешанных на стенах. До выступления оставалось меньше часа. Он устроился в кресле рабочего кабинета и мысленно готовился, прогоняя всплывающие картины последних событий. Как обычно, по привычке, выработанной за многие годы, он закрыл глаза и представлял себя в роли слушателя, который с предвзятым отношением к личности докладчика и к предъявляемому материалу пытается выявить недочеты и несоответствия. Он был очень строг, не прощал промахов и нещадно критиковал даже самые незначительные ошибки. Профессор боялся своего внутреннего цензора больше, чем любого из внешних. Это позволяло ему максимально точно вносить правки и корректировки в свои доклады, и тогда он успокаивался, будучи до конца уверен в себе. За пять минут до начала в кабинет зашла помощница и сообщила, что все готово.
Актовый зал, приготовленный для презентации новой работы, был самым большим в университете. Но даже он не смог вместить всех желающих услышать профессора Стауна.
Войдя
