от должности сбытчика, встречи с клиентками и клиентами из гимназии проходили между пакетами с землей для комнатных растений и тележками для покупок.
– Хайнц, старая шлюха! – кричу я, приближаясь с хот-догом в одной руке и мультивитаминным соком в другой. (Вкусовые пристрастия гимназистов отличаются своеобразием.)
– Поцелуй меня в зад, Франц! Ого, рубашка с Чарли Паркером! Ну и дерьмо.
Я проглотил обед и стал разглядывать товар Хайнца. Травка в полиэтиленовых пакетиках с зажимами. Красная, зеленая, черная смола в фольге. Я все нюхал, мял, раскатывал шарики между ладоней.
Как обычно, спросил, откуда что привезено – надо же произвести впечатление знатока. На самом деле я не блистал ботаническими познаниями и едва мог отличить обычную ливанскую дрянь от благодатного сорта «мауи-вауи». Хайнц охотно поделился информацией. Дал мне попробовать специальную смесь с экстрактами клена, которую получил от «приятеля» (от кого же еще) из Саскачевана в Канаде.
– Саскачевана? – недоверчиво переспросил я.
Хайнц пожал плечами.
– Не такая уж экзотика. Возят же красное вино из Чили.
Он почесался. Взгляд мой упал на его руки – следы от уколов.
– По-моему, это ты зря, Хайнц.
– Франц, тебя это не касается.
– Конечно.
«Саскачеван» торкал что надо. Хайнц не только продавать умел, но и в закупках и миксах толк знал. Я скурил один джойнт, чтобы успокоить нервы после встречи с Вульшлегером и еще один просто ради удовольствия.
– Как дела в «кубике»? – спросил Хайнц.
Я начал беспричинно хихикать.
– Слушай, Хайнц, тебе фамилия Брунисхольц о чем-нибудь говорит? Женщина. Маленькая, бледная и ехидная.
Он на минуту задумался.
– Это не та дурища из выпускного, что постоянно дырки туалетной бумагой затыкала, которые мы в девчачьем туалете просверливали?
– Черт! Значит, это она нам все время заседания портила.
– Сидит, наверное, в какой-нибудь миссионерской школе в камбоджийском захолустье.
Я уныло сообщил, что она закончила университет и теперь учительница экономики.
– Не могла дождаться, когда сможет вернуться в «кубик».
– Да ты что! – Хайнц язвительно заржал. – Эта ведьма теперь твой босс?
Я опять захихикал.
– Зря мы так над ней, – говорю я, а сам все хихикаю и хихикаю. – Ей нелегко пришлось в жизни.
Я задержал дыхание – на секунду, на две, на целую вечность, потом все-таки не сдержался и снова заржал. Из глаз брызнули слезы. (Я вообще люблю смеяться, но так, чтобы до упаду, редко. Обычно про себя посмеиваюсь.)
– Вам сколько завернуть, гуманист? – спросил Хайнц с плутоватым видом.
– Зависит от цены, – отвечаю я, мигом отрезвев.
Мы
