это одна из целей нашей экспедиции. На борт уже подняли транспондер, подобный предыдущему, только слегка усовершенствованный.
Хокенберри согласно кивнул, сам не ведая, с чем соглашается. Он мучительно пытался припомнить определение слова «квинкунциальный». Это, случаем, не прямоугольник с пятой вершиной посередине? Или дело в листьях и лепестках? Короче говоря, это что-то, связанное с пятеркой.
Первичный интегратор склонился над столом, чуть подавшись вперед.
– Если позволите, доктор, я обрисую, почему нас тревожит столь фривольное обращение с квантовой энергией.
– Прошу вас.
«Вот ведь манеры, куда деваться!» – присвистнул про себя мужчина, слишком давно привыкший иметь дело с греками и троянцами.
– Скажите, перемещаясь девять лет между Илионом и Олимпом, вы никогда не замечали разницы в силе притяжения?
– М-м-м… как же… замечал… На Вулкане чувствуешь себя немного легче. Да, я обнаружил это раньше, чем узнал, – вернее, ваши парни растолковали, что речь идет о другой планете. Ну и? Все верно, разве не так? Я думал, гравитация Марса и должна быть слабее.
– Намного слабее, – пропищал Чо Ли, словно птичка или свирель Пана. – Примерно семьдесят два километра в секунду за секунду.
– Переведите, – попросил Хокенберри.
– Это тридцать восемь процентов земного гравитационного поля, – произнес Ретроград Синопессен. – То есть вы много лет перемещались – точнее выражаясь, квант-телепортировались, – с одной планеты на другую с разницей притяжения в шестьдесят два процента, доктор Хокенберри.
– Пожалуйста, зовите меня Томасом, – рассеянно сказал тот, упорно соображая.
«Шестьдесят два процента? Да я бы летал, как воздушный шарик… Совершал бы прыжки по двадцать ярдов. Бессмыслица».
– Вы не уловили разницы, – уже без вопросительной интонации подытожил Астиг-Че.
– Не совсем, – согласился бывший служитель Музы. После долгого дня наблюдений за ходом Троянской войны, возвращаясь на Олимп и потом в бараки у подножия, он каждый раз ощущал некую легкость в походке, особенно если что-нибудь нес в руках. Однако шестьдесят два процента?… Дикость, да и все тут.
– Разница была, – прибавил он, – но не столь огромная.
– Знаете, почему вы не замечали ее, доктор Хокенберри? Нынешняя гравитация на Марсе, где вы прожили последние десять лет, а мы воюем последние восемь стандартных месяцев, составляет девяносто девять целых восемьсот двадцать одну тысячную нормального земного притяжения.
Схолиаст поразмыслил над услышанным.
– И что? – наконец выдал он. – Боги подправили гравитацию, пока снабжали планету воздухом и океанами. На то ведь они и боги.
– Они представляют собою нечто, – согласился Астиг-Че, – но только не то, чем кажутся.
– Неужели поменять силу притяжения – такая большая морока? – ляпнул ученый.
Наступила тишина. Хотя моравеки не поворачивали
