и сказал:
– Лучше всего подойдет Ахиллес. Знаете, он ведь неуязвим.
– Знаем, – мягко проговорил Чо Ли. – Мы тайно исследовали героя и выяснили причины этой, как вы выражаетесь, неуязвимости.
– Да, его мать, богиня Фетида, окунула сына в реку… – начал Хокенберри.
– Вообще-то, – перебил Ретроград Синопессен, – на самом деле кто-то… или что-то… искривило матрицу квантовых возможностей вокруг мистера Ахиллеса до невообразимых пределов.
– Ладно, – кивнул схолиаст, не поняв ни слова из сказанного. – Так он вам подходит?
– Не думаю, что мужеубийца согласится принять участие в полете, – с сомнением произнес Астиг-Че.
– Э-э-э… нет. А что, заставить нельзя?
– Полагаю, это повлечет за собой больше риска, чем все опасности экспедиции на третью планету, вместе взятые, – проворчал генерал Бех бин Адее.
«Что это – шутка роквека?» – подивился мужчина. А вслух сказал:
– Если не Ахиллес, то кто?
– Мы ждали, что вы сами предложите, – пожал плечами первичный интегратор. – Кого-нибудь отважного, но умного. Восприимчивого исследователя. Способного к диалогу. Гибкую личность, как у вас говорят.
– Одиссей, – без запинки выпалил Хокенберри. – Вот кто вам нужен.
– По-вашему, его легко уговорить? – осведомился Ретроград Синопессен.
Схолиаст испустил вздох.
– Только заикнитесь, что на другом конце дороги ждет Пенелопа, – и этот парень рванет за вами в преисподнюю и обратно.
– Мы не можем ему солгать, – возразил Астиг-Че.
– Я смогу, – вызвался Хокенберри. – С радостью. Не знаю, как насчет себя самого, а уж компанию Лаэртида я вам обеспечу.
– Будем весьма благодарны, – откликнулся первичный интегратор. – В течение сорока восьми часов сообщите нам, пожалуйста, что вы надумали. Мы с нетерпением ждем положительного ответа.
Тут европеец протянул землянину конечность, завершающуюся чем-то вроде человеческой ладони.
Мужчина пожал ее и забрался в шершень следом за Манмутом. Трап стремительно втянулся. Невидимое кресло приняло пассажира в объятия. Приятели покинули синий пузырь.
14
Кипя от нетерпеливого гнева, расхаживая перед тысячами отборных мирмидонцев на побережье у подножия Олимпа, ожидая, когда же боги пришлют очередного чемпиона-поединщика, которому он с удовольствием пустит кровь, мужеубийца припоминает первый месяц войны – время, по сию пору величаемое греками и троянцами Гневом Ахиллеса.
Тогда они квитировались легионами, нисходя с высот вулкана, эти бессмертные, столь уверенные в своих энергетических полях и кровожадных машинах, ежеминутно готовые прыгнуть в Медленное Время и ускользнуть от ярости любого кратковечного, еще не ведая, что маленький народец – моравеки, новые союзники Ахиллеса, – припас в ответ на божественные трюки собственные заклинания и формулы.
Аид,
