мыслям, однако арестант рассудил по-своему и улыбнулся в ответ. Вышло отвратительно панибратски, но фрошер к этому, видимо, и стремился.
– Да вы счастливчик, молодой человек, – тоном старшего товарища объявил он. – Хотел бы я не зависеть от сей ополчившейся на меня дамы.
– Похоже, упомянутая госпожа покровительствует другой особе, на которую ополчились уже вы. – Руппи старался выглядеть беспечным, и это удавалось, хоть и с трудом. – Ваше поведение офицера не украшает, тем более что девица на редкость хороша.
– Савиньяк тоже так считает…
Фрошер владел искусством похабных намеков не хуже младшего Марге и покойного Хосса. Не любивший подобного Фельсенбург с радостью препоручил бы собеседника папаше Симону, но ничего безумного в Оксхолле не было, сволочь и сволочь. Умеющая себя подать, озабоченная своим положением и отнюдь не напуганная.
Руппи собрался с силами и погнал разговор дальше. Его просили о получасе наедине, полчаса он выдержит.
– Тем не менее ваши вспышки чести вам не делают.
– Согласен. – Арестант непринужденно развел руками, с которых, как и с физиономии, еще не сошли синяки. – Но еще больше это не делает чести тому, кто подсыпал мне какую-то дрянь. Я далек от того, чтобы кого-то обвинять, но либо я кому-то мешал, либо дело в моем месте, которое, насколько я понимаю, отошло вам. Кстати, я никогда не слышал ни о вас, ни о ваших родичах…
– У моего отца другая фамилия, – сказал чистейшую правду Руперт. – Достаточно громкая, чтобы я мог получить место, никого не опорочив. К тому же второй приступ у вас случился уже здесь. Таинственный «кто-то» последовал за вами в Герлё и оказался столь ловок?
– «Кто-то, кому-то…» Звучит уклончиво, признаю́, – теперь мерзавец вздохнул, – однако, не имея доказательств, я не вправе называть имен. Кому-то понадобилось опорочить меня еще и перед командованием Западной армии. Я же опрометчиво согласился позавтракать. Что было потом, не помню, мне рассказали, что я пытался напасть на графа Савиньяка. Видимо, доставшийся мне яд способствует искренности.
– Вы полагаете виновником своих бед Савиньяка?
– Я еще не обедал и поэтому не скажу вам ничего, что можно использовать против меня, но позвольте совет. Кем бы ни был ваш отец, говоря о Савиньяках и Валмонах, не ленитесь называть полный титул или должность. Вы мне симпатичны, и я не хочу, чтобы в один печальный день вы очнулись без перевязи, в синяках и ничего не помня.
– Я правильно понял, что вы голодны? – уточнил Руппи, ругая себя за ошибку. Наследник Фельсенбургов не нанимался величать фрошеров по всем правилам, но, надев чужой мундир, надевай и чужие мозги.
– Лучше голод, чем безумие, – отмахнулся Оксхолл. – Вы не сочтете за труд передать мое письмо регенту?
Руперт кивнул. Его любезность находилась при последнем издыхании, и это лейтенанту не нравилось. Очень. Бесноватым числился Оксхолл, однако он был спокоен, как Райнштайнер, зато Руппи будто кошки под руку толкали. Арестант, впрочем,
