а с ним и всю колонию».
«Пытаюсь воздействовать внушением, однако пока в биоконтакт удалось вступить только с более молодым индивидом».
«…Существа – разумны, другое дело – какой ступени их разум. Обмениваются акустическими сигналами. Зовут друг друга сложными именами, пока не могу их воспроизвести.
Тела их в значительной степени состоят из жидкости, вода – основа жизненной активности. Двух цветочных чаш для них хватает, поэтому новых не выбрасываю».
«Немало усилий пришлось затратить, чтобы раздобыть для них из почвы оптимальное количество жидкости. Пришлось расширить корневую систему. Это, впрочем, все равно необходимо для предстоящего расширения колонии».
Прошел месяц жизни в оазисе.
За это время колония стеблей приметно разрослась. Стебли один за другим вылезали из-под песчаного покрова в каком-то им одним ведомом порядке. И тут же начинали тянуться ввысь под жарким солнцем пустыни.
Издали рощица напоминала светло-зеленую пирамиду. В центре – самый высокий и толстый стебель, а вокруг него концентрическими кругами располагались остальные, постепенно понижаясь до самых маленьких, которые только вчера вылупились из песка.
Высота центрального стебля перевалила за два метра, и он продолжал расти. Теперь, чтобы напиться либо набрать во флягу жидкости, Курбану приходилось нагибать полупрозрачный стебель. Тот гнулся, но не ломался.
Листва, сплетаясь, давала густую тень, днем, в жару, это было настоящее спасение. Да и ночью отдыхать в ней было неплохо – едва войдешь, раздвигая руками стебли, и сразу тебя охватит чувство уверенности и покоя.
– Может, это порода бамбука такая? – сказал однажды Атагельды, в который раз рассматривая заматеревший ствол главного стебля.
Старик потрогал пальцем сочленение.
– Никогда не встречал бамбука, прозрачного, как стекло, – покачала он головой.
Там, под кожистой оболочкой, шла, как всегда, чужая, непонятная жизнь: торопились, обгоняя друг друга, разноцветные пузырьки воздуха, сталкивались, сливались, тянулись бесконечные нити…
Вдвоем они с трудом наклонили ствол, после чего поочередно напились из чаши.
– Словно амброзии отведал, – сказал Курбан, вытирая ладонью губы.
– Это той, что бессмертие богам давала? – откликнулся Атагельды.
– Не знаю, как там насчет бессмертия, – хитро сощурился старый кузнец, – но от этой водички я чувствую себя лучше, это точно.
Как-то они пролили немного жидкости из чаши на песок. Жидкость долго не впитывалась в почву, несколько дней лежала темным бархатистым пятном. Курбан трогал его пальцем, что-то бормоча, пока пятно не просохло.
Странными были не только полупрозрачные стволы, но и листья – плотные, кожистые, похожие на добрые лапы неведомого чудища. Памятуя давний опыт, Атагельды не пытался их обрывать. Но
