из своих протеже, но Дима, будто назло матери, никогда не приходил на подобные встречи с чужими женщинами. «Машка любой из них даст сто очков форы, – говорил он, чем приводил родственников в состояние белого каления. – А эти твои профурсетки годны только на пару раз!» Ни консерваторское образование Лидочки, ни головокружительная маркетинговая карьера Лорочки, ни третий опубликованный детективный роман Леночки, ни даже папа-олигарх Лялечки не изменили его позиции. Вне маминых мероприятий он вполне мог кувыркаться с Лидочкой и с Леночкой, но на встречи подобного формата возил с собой жену.
Маруся варила борщ, который ненавидела лютой ненавистью, и разрывалась между зеркалом и плитой. До выхода оставалось полчаса, прическа была сделана, макияж готов, платье дожидалось на вешалке. В туфлях, белье и стареньком фартуке Маруся возилась у плиты и не услышала шаги мужа в прихожей. На экране телевизора проходило мировое дефиле, французский комментатор бойко нахваливал новую коллекцию, тощие манекенщицы сменяли одна другую под вспышками фотокамер.
– Ну ты даешь, Машка! – выдохнул Дмитрий Петрович, обхватив полуголую жену двумя руками. – Где тебя так учили мужа встречать?
– Не учили, это случайность. Я почти готова.
– Я тоже, – подозрительно растягивая слова, зашептал он и стащил с нее фартук. – В спальню уже не пойдем.
– Димочка, – слабо сопротивлялась она, – я же причесывалась, красилась…
– Правильно, – одобрил он и освободил место на кухонном столе, смахнув ненужные салфетки и пакетики со специями. – Это то, что надо!
Много лет они не делали этого на кухне, впрочем, когда делали, их кухня была в три раза меньше нынешней ванной, и единственным местом, где можно было обняться, не рискуя получить травмы, колото-резаные раны или ожоги, был подоконник. Вот на этом самом подоконнике, привлекая внимание соседей из дома напротив, он и подлавливал молодую жену за приготовлением завтрака или ужина.
Но на огромном стеклянном столе в их давно уже не новой квартире, спустя пятнадцать лет после свадьбы, с кипящим на плите борщом, ей не приходилось заниматься с ним любовью.
– Я ужасно голоден, – шептал он ей на ухо, избавляясь от рубашки, и Маруся, приняв давно забытую игру, довольно мурлыкала в ответ.
Когда таймер напомнил, что очередной неудавшийся борщ готов, оба были слишком заняты друг другом, чтобы обратить внимание на такую мелочь. А когда Димочка выпустил жену из объятий и, рухнув на стул, потребовал воды и борща, они уже катастрофически опаздывали на концерт.
– Димуль, твоя мама мне этого не простит, – жалобно сказала Маруся, глядя на мужа влюбленными глазами. – Давай без борща.
– Машка, я ужасно голоден. Или ты смерти моей жаждешь?
– Ты уже был голоден… – резонно напомнила она.
– Вот именно.
