та не была застигнута врасплох. А когда заявился к ней, то увидел на кожаном диване развалившегося поляка.
Этакий интеллигентный ловелас. Наш разговор был коротким.
– Ну, что? Будем бодаться? – я с силой сжал протянутую кисть соперника.
Тот ойкнул от боли и всё понял. Мой вид не обещал интеллигенту ничего хорошего, он сдался без боя. Быстро собрался в прихожей, лихорадочно застучал каблуками по лестнице. Я догнал его у выхода.
– Признавайся, пся крев, у тебя что с Гражиной? – я с силой сжал его за локоть.
– Ничего, ничего, пан! Она меня только полчаса назад в гости пригласила! Старая школьная знакомая. Я рядом живу!
И он кивнул головой на соседний дом. Я отпустил руку.
Мои сомнения на следующий день развеял папаша Гражины. Полька пригласила родителя познакомиться со мной. Тревожный звоночек. Хорошо, что потенциальная теща уже живет в лучшем мире. Но потом я весело смеялся, слушая забавные речи пана Станислава.
– Ты, я вижу, крепкий парень… – заговорщицки подмигнул он мне после пятой рюмки. – Выйдем, поговорим.
Мы уселись на широкой лоджии, и тут пан выдал.
– Главное в нашем деле… каждый день… ты понял? – он снова хитро подмигнул мне. – Тогда паненка будет как привязанная за тобой бегать, что хочешь делать для тебя! У них всё решается между ног… все эмоции оттуда идут. Только секрет!
И он приложил палец ко рту, сделав строгое лицо.
Я не выдержал и спросил:
– А вы, пан, каждый день… того…?
Поляк с гордостью выпятил грудь.
– Да, представь себе! Каждый день двадцать четыре года. Умножим на триста шестьдесят пять, будет… восемь тысяч семьсот шестьдесят.
– Да вы гигант, математик! – засмеялся я. – Просто герой любовного фронта!
Поляк расплылся в улыбке и, оглянувшись, громко зашептал:
– Я еще что! Вот мой дед – тот каждый день сорок семь лет. Представь себе: семнадцать тысяч сто пятьдесят пять раз. Его хоронили очень торжественно. Кзендз надел по этому случаю особое одеяние. Как святого мученика хоронили!
Мы рассмеялись.
Под конец папа Гражины по секрету сообщил мне, что он очень богат, даже по европейским меркам, и его дочь является единственной наследницей. И что Гражина хотела наказать меня, за долгую отлучку, пригласив в гости знакомого соседа.
– Чтобы ты приревновал, разумеешь? – хитро улыбался папаша.
Пан настолько поднял мне настроение, что в эту ночь я превзошел самого себя. Под утро мне пришла в голову неожиданная мысль: а если умножить пять тысяч дней на количество раз за ночь, то получается астрономическая цифра. Какая счастливая, наверное, была бабушка Гражины.
Безмятежно, словно сплошным раем, медовым месяцем пролетели тридцать дней. Одним утром я снова вспомнил расчеты папаши Гражины и развеселился.
