для него и непонятный ему вдруг, внутренний холодок. Причина же всей настороженности и беспокойства была одна. Это – Оленев. Он продолжал спокойно задавать вопросы, выясняя неприятное прошлое, а главное, его психологическое давление на слабые стороны непотрёпанной ещё души, склоняли к серьёзным моментам размышлений. И всё же, эта детская тупость и самоуверенное хамство Пташкина Кирилла взяли верх, предпочитая покорность, гордыне.
– Сложно с ним, – подумал сыщик.
– Поначалу показалось, что всё поймёт он правильно. А тут, бьюсь уже два часа результата ноль, доказательной базы ноль, – грустно выделились факты, предвестники нераскрытого преступления известных в совершении людей.
– Так, что мы имеем? – под итожил оперативник.
– На случай опознания, потерпевший не опознаёт. Единственный свидетель – одноклассница. С ней также нет гарантии, что и она уже не передумала. Надо что – то придумать, – размышлял Оленев, не желая порождать рецидив пользующихся свободой безнаказанности, тупых и наглых урок.
– Вор, должен быть в тюрьме, – процитировал он известную фразу, известного человека, заставляя вдумываться в слова и вдруг, действительно, мысль. Она спустилась неожиданно, заполняя весь мозговой центр только своим вниманием.
– А почему бы и нет, – согласился Оленев, взглянув в продолжении понуро сидящего напротив несовершеннолетнего Кирилла.
– Ты знаешь, что твой старший друг и наставник Гриша, сидит сейчас у следователя и всё рассказывает, – решил соврать оперативник не прибегая пока к хитрости задуманную им в надежде, что подросток наконец – то рассказывать будет правду. Но тот только хмыкнул, язвительно улыбаясь не предвещая откровенного разговора.
– Значит Кирилл, хочешь сказать, что никого ты не грабил и никого не бил. Да, я правильно понял? – задал очередной свой вопрос сыщик.
– Я давно уже об этом сказал, – буркнул Пташкин, уходя вновь в своё молчание.
– Но ведь в тот день с Гришей вы сидели возле вино – водочного магазина? – не унимался Оленев.
– Ну, сидели и что? Мы всё время там сидим…
– Я так понял Кирилл, явку с повинной ты писать отказываешься, – в упор взглянув на подростка.
– Хорошо, тогда пиши чем вы занимались с ним в этот день, такого – то числа и на этом закончим, – Оленев аккуратно и молча пододвинул на противоположный край стола чистый лист бумаги, небрежно бросив следом пишущую ручку к сидевшему напротив – малолетке. Вздрогнув, Кирилл отодвинулся, удивлённо и нерешительно взглянув на лежавший перед ним – чистенький лист.
– Лишь бы начал писать, – забеспокоился сыщик. Волнение лёгким ветерком пронзило обоих. Ещё боясь притронуться к ручке, Кирилл размышлял не решаясь приблизиться словно к опасному взрывателю. Ему ужасно хотелось
