вроде, – но все-таки присел на чугунные кружева скамейки, сложив, как ребенок, руки на коленях. Глубоко и осторожно вдохнув несколько раз, он расслабленно улыбнулся.
– Тебе надо к врачу! Тебе надо к врачу! – как заведенная, повторяла Марина, не выпуская его рукава.
– Нет. Все прошло. Спасибо тебе!
Вадим поцеловал девушку в щеку.
– Уверен? Ты уверен?
– Да. Иди, а то опоздаешь.
Марина не уходила.
– Иди! – Теперь ему хотелось побыть одному. – Да я правда в порядке, – натужно улыбаясь, добавил он. – Все прошло.
Она прижалась к нему, обвив руками шею, встала и сделала несколько неуверенных шагов по направлению к метро.
– Ты сразу звони, если что! – крикнула девушка, поравнявшись с памятником Грибоедову.
– Иди, иди! – Он выразительно постучал по часам.
Днём Вадим старался не вспоминать о случившемся, и только требования записаться в клинику мешали ему чувствовать себя, как раньше. «Ну зачем врач? – думал он, с раздражением нажимая буквы на экране. – Нет здоровых людей, есть недообследованные. Поболело – перестало, чего ж теперь?»
Марина спорила, обижалась, но в конце концов все успокоилось и забылось.
Новый приступ случился в субботу вечером, когда Вадим и Марина смотрели «Щелкунчика» в Большом театре. Шло первое действие. Луна осветила волшебным светом сверкающую елку. Игрушки ожили и с топотом полезли на дерево. Из-за кулис показался Дроссельмейер. В этот момент по животу опять разлился подлый холодок, и Вадим испуганно покосился на Марину, но та, блестящая и счастливая, следила за сценой. Пуще боли почему-то страшась разоблачения, он забормотал бессвязицу про важный звонок, выхватил из кармана телефон и пригнувшись побежал по ногам к выходу. За дверью партера перевел дух и снова бросился бежать, сначала по пустому скругляющемуся коридору, отражаясь в череде ампирных зеркал в золотых рамах, потом, перепрыгивая ступеньки и еле сдерживая рвоту, вниз по лестнице. «Абсурд какой-то», – подумал он, опускаясь на колени перед унитазом под доносившийся сверху «Вальс цветов».
Впервые в жизни ему было так плохо. Через десять минут непрерывной рвоты из пустого желудка извергалась только желчь, но облегчения не наступало, и он все ревел и ревел, обхватив руками стульчак. Вдобавок сознание его разделилось, и в то время как один Вадим буквально выворачивался наизнанку, другой фиксировал странные детали в обстановке и даже подтрунивал над первым: «Да что же это такое?!» – возведя слезящиеся глаза к сортирному потолку, вопрошал блюющий. «Не любишь ты балет, вот что», – ответствовал ироничный. «Когда, мать вашу, это кончится?! – стонал первый. «Еще даже антракта не было!» – отвечал второй. «Это же … какой-то!» – удивлялся один. «Разлегся тут и сквернословит», – комментировал другой, но оба сошлись на том, что врачу показаться все-таки стоит.
Далеко наверху взорвался аплодисментами зал. Вадим представил антракт, приближающиеся голоса театралов и перестук
