есть более неотложное дело. – Ворстенбос отпирает ящик стола и достает оттуда брусок японской меди. – Самая красная в мире, самая богатая золотом… Вот уже сотню лет она – та невеста, ради которой мы, голландцы, выплясываем в Нагасаки.
Он бросает плоский слиток Якобу, тот ловит.
– Невеста, однако, с каждым годом все тощает, и характер у нее портится. По вашим же собственным подсчетам… – Ворстенбос сверяется с лежащей на столе бумажкой, – в тысяча семьсот девяностом году мы экспортировали восемь тысяч пикулей. В девяносто четвертом – шесть тысяч. Гейсберт Хеммей, чьим единственным благоразумным поступком было то, что он умер прежде, чем его успели отдать под суд за несоответствие занимаемой должности, допустил, чтобы квота упала ниже четырех тысяч, а под руководством злополучного Сниткера – до жалких трех тысяч двухсот, каковые, до последнего слитка, пошли на дно вместе с «Октавией».
Настольные часы из Алмело отмеряют время драгоценными щипчиками.
– Помните, де Зут, перед отплытием я посетил Старый Форт?
– Помню, минеер. Генерал-губернатор два часа беседовал с вами.
– Это был тяжелый разговор не о чем ином, как о будущем голландской Явы. И это будущее вы сейчас держите в руках. – Ворстенбос кивает на медный слиток.
Металлическая поверхность показывает Якобу его размытое отражение.
– Я вас не понимаю, минеер…
– Увы, Сниткер не преувеличивал, живописуя печальную участь Компании. Одного только он не упомянул, потому что об этом никто не знает, кроме членов Совета Обеих Индий: казна в Батавии истощена, она пуста.
На той стороне улицы плотники стучат молотками. У Якоба ноет искривленный нос.
– Без японской меди в Батавии не могут выпускать монеты. – Ворстенбос вертит в руках нож слоновой кости для разрезания бумаги. – Без монет наемники-туземцы скоро разбегутся по своим джунглям. Пилюлю правды не подсластишь, де Зут: правительство в состоянии продержать наши гарнизоны на половинном жалованье до июля следующего года. К августу появятся первые дезертиры; к октябрю вожди местных племен проведают о нашей слабости, а к Рождеству в Батавии настанет разгул анархии, начнутся грабежи, массовые убийства… И Джон Буль, конечно, подсуетится.
В воображении Якоба невольно возникают картины грядущих бедствий.
– Каждый управляющий факторией Дэдзимы, – продолжает Ворстенбос, – всеми силами старался выжать из Японии как можно больше драгоценных металлов. А в ответ получали заламывание рук и фальшивые обещания. Колеса коммерции все же катятся вперед, ни шатко ни валко, но, если мы с вами, де Зут, потерпим неудачу, Восток будет для Голландии потерян.
Якоб кладет медный брусок на стол.
– Как можем мы добиться успеха там…
– …где столь многих ждало поражение? В бою помогут отвага и… письмо исторического значения. – Ворстенбос придвигает к краю стола письменный прибор. – Прошу вас, набросайте черновик.
Якоб
