малость… Нравы общества, в котором мне приходится вращаться, позволяют разрешить все споры, в том числе и метафизические, при посредстве холодного оружия. Отклонить вызов, как вы сами понимаете, равносильно бесчестью.
– А как соотносятся эти нравы с общепризнанным тезисом о приоритете человеческой жизни над всеми другими ценностями? – ехидно осведомился кто-то.
– Как? – раненый еле заметно усмехнулся. – А как все у нас соотносится: через пень-колоду. Примерно так же, как в течение двадцати веков до этого соотносились с человеческими нравами тезисы «не убий» и «не укради». Однако я могу успокоить вас – смертельные исходы крайне редки. Поединок обычно идет до первой крови… Но мы, пожалуй, отвлеклись.
– Вот именно, – подтвердил Цыпф.
– Вверенный моему надзору край похож на тлеющие под пеплом угли, да простит меня Лев Борисович и наше уважаемое собрание за столь избитую метафору. Религия продолжает служить цементирующим фактором общества, что для нас крайне нежелательно. Пропаганда атеизма имела скорее негативный результат. Более перспективной мне кажется идея противопоставления духовенству какой-то части общества – купечества, например, или дворянства. Естественно, на принципах реформации. Но для этого нужны средства и время. И если в первом мы крайне ограничены, то о втором вообще предпочитаем умалчивать. Сколько времени у нас в распоряжении: час, день, век, тысячелетие? И вообще, возможна ли какая-нибудь конструктивная деятельность в камере смертников?
– Я вас сегодня не узнаю, – мягко сказал Цыпф. – Откуда такой пессимизм? Может, вы устали? Рана, утомительная дорога…
– Пустяки… Однако последуем совету товарища Смыкова и вернемся к повестке дня. Кстати, как там у меня с регламентом, любезный?
– Еще шесть минут, – доложил Смыков, глянув на часы.
– Короче, обстановка маловдохновляющая. Несмотря на все препоны, монахи возвращаются в монастыри, где тайно изготавливают порох и льют пули. В подполье действует инквизиция. Впрочем, главное не это. Дух толерантности, терпимости, добрососедства не имеет прочных корней в людских душах. Достаточно случайного порыва ветра, чтобы костер насилия запылал снова.
– Стравить их опять с арапами или нехристями! – предложил чей-то не очень трезвый голос. – Давно пора этих гадов проучить! Меня, бывало, жена как отколотит, так я ее сразу зауважаю! Полные штаны этой самой толерантности. Истинная правда.
– Если вас тянет людей стравливать, лучше к аггелам подавайтесь, – поморщился раненый. – Прямо сейчас бегите, пока Зяблик спит… Было уже. Все было. И те нас колотили, и эти, и мы их всех. А толку? Истина не рождается ни в драках, ни в спорах. В драках побеждают сила и жестокость, в спорах – нахрап и горло.
– И как же ты, интересно, понимаешь истину на современном этапе? – глумливо поинтересовался все тот же нетрезвый голос.
– Уцелеть, но только не ценой чужой крови…
– Мы не забываем, какую опасность представляет собой Кастилия, – сказал Цыпф. –
