закивала она.
– Тогда, – обрадовался я, – ты с тем же успехом могла бы сказать: почему бы не нарушить закон, если тебе это нужно. Но знаешь, Сьюки, человек, который пробрался в наш дом, мог рассуждать точно так же.
Я как завороженный наблюдал за тем, какое мощное воздействие оказали мои слова на Сьюки: она застыла на месте и, потеряв дар речи, уставилась на меня.
– Но если он был голодный, мастер Джонни, – прорвало ее, – если он смотрел, как плачут от голода его детки, а он знал, что в доме есть что взять, а хозяевам эта вещь не нужна, они о ней даже не знают, а добывать ее трудно и опасно, то разве он будет не прав, если пойдет и попробует?
И вновь я пожалел о том, что матушка запретила мне спрашивать Сьюки о ее отце. Как бы то ни было, ответ на ее вопрос был очень простым:
– Нет, Сьюки, потому что, если не соблюдать закон, каждый у каждого сможет забирать все, что ему угодно. И где мы все тогда окажемся?
Это заставило Сьюки прикусить язык. Но мысль была интересная: ради чего-то хорошего можно сделать что-то плохое.
– И что ты скажешь, когда моя мать захочет узнать, где мы были? – спросил я. – Соврешь, что мы и близко не подходили к заставе?
– Но вам совсем не к заставе запрещено подходить! – выкрикнула она и осеклась.
Не к заставе! Тогда почему матушка вечно отказывалась ходить этой дорогой? Мы шагали в молчании, а я размышлял. Потом я обратился к другой загадке:
– Сьюки, не расскажешь ли мне об отцах? О, я говорю не о твоем отце, – поспешно вставил я, а Сьюки покраснела, – я говорю о своем.
– Об этом я ведать не ведаю, мастер Джонни.
– Но мне только и хочется узнать, не умер ли он за много лет до моего рождения?
– Нет, вряд ли. Нет, конечно же нет.
В задумчивом молчании мы продолжали путь. У самой заставы Сьюки внезапно сказала:
– Мой отец нарушил закон. Больше я ничего не скажу, я и этого не должна была вам говорить.
Ее слова я отложил про запас, чтобы обдумать потом, а теперь мои мысли были заняты дорожной заставой, разочарованием, которое я испытал, не увидев ни с той, ни с другой стороны никаких средств передвижения. Мы прошагали еще полмили вдоль парковой стены по левую руку, и проехали мимо нас всего-то две повозки и легкий фаэтон.
– Пора поворачивать назад, мастер Джонни, – огорченно вздохнула Сьюки, когда мы достигли поворота на Хафем.
– Можно чуточку подождать? – спросил я.
В тот же миг до меня донесся издалека металлический визг.
– Послушай, Сьюки. Там что-то едет.
– Нам нужно поторапливаться, мастер Джонни.
Дорога взбиралась по протяженному склону и приблизительно в миле сворачивала; к этой точке и был прикован мой взгляд. Внезапно там что-то появилось. Прежде чем я успел разобраться, что это, раздался перестук – такой дробный и от такого множества конских копыт, что прежде я ничего подобного не слышал. Я различал уже карету и упряжку, галопом несшиеся
