и он был передан на заботливое попечение супружеской паре: эти супруги преданно ухаживали за ним, когда он очутился под их кровом недужным и неимущим; этих супругов он любит и почитает как ближайших родственников и привычно называет их тетушкой и дядюшкой.
Меня глубоко возмутила ссылка на мою болезнь, якобы подорвавшую мое умственное здоровье, и я был приведен в недоумение тем, что законникам позволяется оскорблять клиентов, за содействие которым они получают плату.
Как только мистер Гилдерслив вновь уселся, председатель суда объявил:
– Это представляется как нельзя более уместным. Мистер Портьюс – в высшей степени уважаемый джентльмен, и, насколько мне известно, является доверенным сотрудником уважаемого банковского дома Квинтард и Мимприсс.
Однако при этих словах вскочил мистер Барбеллион:
– Милорд, наша сторона отвергает это ходатайство самым решительным образом.
Рука Эммы сильнее сжала мою руку.
– Не могу сказать, что ваш протест, мистер Барбеллион, для меня неожиданность, – проговорил председатель. – Тем не менее будьте добры оповестить нас, какими именно причинами вы руководствуетесь, выдвигая ваше возражение.
В эту минуту я заметил, что мистер Гилдерслив, повернувшись, подал знак приставу, который незамедлительно удалился. И прежде чем мистер Барбеллион, поднявшийся с места, успел заговорить, мистер Гилдерслив его опередил:
– Милорд, прошу извинения у вас и у моего ученого собрата за то, что его перебиваю, но я вынужден ходатайствовать перед судом о позволении мастеру Клоудиру покинуть зал.
– Я не вижу, мистер Гилдерслив, никакой в этом необходимости, – отвечал председатель. – Продолжайте, мистер Барбеллион.
Мистер Гилдерслив, опустившись на сиденье, сердито взглянул на Эмму. Едва мистер Барбеллион открыл рот, как пристав вернулся вместе с Фрэнком.
– Милорд, – начал мистер Барбеллион, – при менее чрезвычайных обстоятельствах ни сторона, которую я представляю, ни я сам никоим образом не желали бы лишить юношу опеки семейства, с которым он связан узами родства и привязанности.
В этот момент Фрэнк и пристав приблизились к нам, но Эмма жестом велела им отойти. Озадаченный словами мистера Барбеллиона, я пытался уловить смысл дальнейшей его речи, но тут мистер Гилдерслив опять встал с места и мистер Барбеллион запнулся, ошеломленно на него глядя, а затем повернулся к председателю с поднятыми в изумлении бровями, словно до глубины души потрясенный беспредельно наглым выпадом коллеги.
– Прошу прощения, милорд, – смело заговорил мистер Гилдерслив, – но еще до того, как последовали дальнейшие директивы, я уже имел честь доложить вашей милости, что присягающее лицо перенесло тяжкую болезнь и его умственные способности полностью не восстановились. В высшей степени желательно освободить его от необходимости присутствовать в зале суда.
Так вот что он втолковывает председателю!
