как, – спросил он, – не смущает вас жених с таким приданным как я?
– А что такое? – встрепенулась Лариса. – Разве вы плохой отец? Костя рассказывал, что вы замечательный. Или это не правда?
– Гм, находчивая… А то, что я как дитё малое? Обуза ведь…
– Да разве дети бывают обузой?
– Жить со мной станете или сдадите меня куда?
Лариса внутренне замерла. Она прекрасно понимала, что старик проверяет ее «на вшивость». Но одно дело излагать свою точку зрения на вещи, и совсем другое – давать конкретные обещания, которых выполнить не сможешь. Но деваться было некуда.
– С вами, – она произнесла эти слова спокойно и уверенно.
Николай Савельевич улыбнулся и вздохнул.
– Если честно, – сказал он, – собственная судьба меня не очень-то и волнует. В конце концов, дом престарелых не самое худшее место в мире.
Костя попытался возразить, но отец лишь отмахнулся.
– И еще хочу сказать: я очень рад, что не помер сегодня. Потому что теперь мне охота дожить до вашей свадьбы, и увидеть наконец своего сына счастливым.
Лариса закусила губу, чтобы сдержать непрошенные слезы. Николай Савельевич говорил с таким чувством, что сказать ему теперь правду не представлялось возможным. То есть сказать правду означало бы то же самое, что объявить больному человеку: «Извините мол, нет у вас той цели впереди, ради которой вы жить вознамерились, так что…» Она поднесла к губам чашку и отхлебнула большой глоток, позабыв о том, что чай очень горячий. Горло обожгло, но слезы, выступившие на глазах, теперь вроде бы были оправданы.
– Лариса, – снова обратился к ней Николай Савельевич, – расскажите о себе. Костю не допросишься, я знаю. А старческое любопытство – вещь назойливая…
– Во-первых, вы никакой не старик, – ответила Лариса. – А во-вторых, рассказывать-то особенно нечего. Я выросла в детском доме, потом окончила медицинское училище и вот работаю на скорой. Это все.
– Наверно, тяжко пришлось в детстве? – с пониманием спросил Николай Савельевич. – Обижали, да и голодно…
– Что вы, у нас были самые замечательные учителя. А директор нам всем была как мать родная.
– Надо же, – удивился Николай Савельевич, – а как телевизор посмотришь, кажется, что детские дома…
– Нет, – отрезала Лариса. – Мы жили как семья. И я всех их до сих пор очень люблю.
– Значит, у вас совсем никого из родных нет?
– У меня есть тетя, – ответила Лариса неохотно.
– Не понимаю. Почему же вы тогда росли в детском доме?
Лариса нахмурилась.
– Она не знала, что я в детском доме. Но она меня искала…
– Значит вы живете с тетей?
– Тетя живет в доме престарелых, – Лариса опустила глаза.
Николай Савельевич и Костя переглянулись,
