в гостиную Анны. Та сидела, откинувшись в кресле, а младшая сестра сидела подле нее на низеньком пуфике и читала вслух книгу. Увидев государя, она мигом выскочила за дверь, оставив сестру наедине с гостем.
Сев напротив девушки, Петр спросил:
– Ну, что надумала?
– Ничего нового для тебя, государь. Я не хочу быть царицей в диком царстве с дикарем правителем, – ответила та.
– Не забывайся, с кем говоришь. О какой дикости ты упоминаешь?
– Разве не дикость, когда правитель страны самолично рубит головы подданным на главной площади столицы? А твои подданные? Вон что натворили после взятия Нарвы, – твои солдаты изнасиловали почти всех тамошних женщин. Народ, да и ты сам, беспрепятственно пьянствует, ходит грязный, бородатый, в каких-то немыслимых одеждах…
– В отношении грязи ты врешь – нигде в ваших странах нет бань, как у нас, где люди моются каждую неделю. И не воняют, как ваши. Но мы не об этом толкуем. Я спрашиваю в последний раз: ты согласна выйти за меня замуж?
– Как можно жить с человеком, который устраивает дикие попойки, впрягает в сани свиней и козлов, ездит по гостям, где спаивает и насилует женщин в доме. Нет, государь, еще раз нет, – жестко ответила Анна. – Лучше не быть царицей, но жить спокойно и свободно.
Лицо Петра побледнело, левая щека задергалась, как это бывало с ним в минуты сильнейшего возбуждения. Кое-как справившись с собой, он с расстановкой произнес:
– Если ты приняла окончательное решение, то и я принимаю свое. Завтра же съезжаешь из этого дома. Не достойна ты жить в нем.
В ответ Анна равнодушно пожала плечами.
– Деревни, что я подарил в Козельском уезде, также переходят к казне, – продолжил он.
– Не напугал, – махнула рукой Анна. – Проживем и без твоих подачек.
– Проживете, – кивнул головой государь. – Думаю, немало накопили взяток, когда ты действовала от моего имени. И верни мне парсуну, что я подарил тебе – она тебе боле не нужна.
Анна молча встала, подошла к секретеру, достала шкатулку с драгоценностями и высыпала содержимое на стол.
– Забирай все, – коротко сказала она.
Петр выбрал из общей кучи свой портрет, посмотрел на него, положил в карман и чуть слышно сказал:
– Остальные побрякушки можешь оставить себе. Вот уж поистине: чтобы любить царя, надо иметь царя в голове.
После этого он встал и, старчески согнувшись, вышел.
Боль от разлуки не проходила. И на дипломатическом рауте, увидев Кайзерлинга, он не сдержался и, отведя его в сторонку к лестнице, с гневом и укоризной сказал:
– Как вы могли обманным путем обольстить женщину, которую я люблю и относительно которой у меня были самые серьезные намерения?
Стоявший рядом Меньшиков не удержался и с ехидцей спросил:
– И чего она, молодая и красивая, нашла в тебе, старом козле, который уже и позабыл, как надо управляться с женщиной?
– Позвольте, как вы смеете… – начал было посол, но Данилыч, видя, что Петр отошел,
