сказал Лев Алексеевич, не глядя на нее.
– Может быть, пока… на рынок сходим?
– Давай, – согласился он.
«Нет, – подумал Лев Алексеевич, шагая следом за ней, – все-таки она рыбина, ох и рыбина!»
Но было приятно, что эта умная, непонятно для него думающая женщина – его жена.
Они не стали дожидаться автобуса и побрели вдоль садов, непривычно частых домов к центру. Иногда останавливались, спрашивали дорогу к рынку. Им отвечали по-деревенски обстоятельно, чисто по-русски. Его это удивляло.
– Перевелись казаки, – сказал он. – Я один только и остался. «Ка-аким ты был, таким остался…» – негромко затянул он. – Да вот эта старушка, – показал он в глубь двора за серым низким забором, где старушка в зеленой кофте, наклонившись над корытом, выливала туда из ведра пойло, а утки вытягивали шеи, били крыльями, неуклюже топтались вокруг, крякая и поднимая пыль…
– Бабушка, – сказал Лев Алексеевич и заплакал.
Волейбол
В своей команде Ветошкин давно сидел в запасе. И данных у него особых не было. Рост сто восемьдесят пять и в защите не очень цепок. Просто удивительно, как он держался еще в этой классной команде. Может быть, потому, что был очень деликатен со всеми и умел слушать с пони мающей улыбкой.
Тренером все эти годы был Аркадий Андреевич. Пока команда выигрывала, он почти суеверно сохранял старые порядки. Ветошкину шел двадцать шестой год, когда игра перестала клеиться. Команда вначале отскочила на восьмое место, затем еще ниже, и Аркадий Андреевич ушел. Тренером назначили недавнего лидера команды, с блеском закончившего карьеру, Валентина Крюкова. Крюков был в курсе всех навороченных Аркадием Андреевичем дел и очень не одобрял талисманоманию старого тренера. Ветошкин считал себя талисманом и поэтому, несмотря на теплые, приятельские отношения с Крюковым, думал о себе в прошедшем времени.
И он решил поговорить с новым тренером начистоту. Он ждал его после тренировки, стоя в вестибюле, и смотрел, как струи дождя бегут по стеклу прозрачной стены. Он думал о том, что это будет тяжелый разговор и его надо смягчить, чтобы все получилось не как разрыв, а как, скажем, расставание близких людей на перроне. С командой его связывали не только совместные годы жизни, победы, поражения, теплота отношений, а и другое. Он был гурманом волейбола. В самой его крови было это: тренировки, запах пота, звуки ударов по мячу, строгая четкость площадки и сетки, соревнования, напряженное равновесие счета, душ и автобус после игры. Со своей скамейки он смотрел на игру, как бы зная ходы вперед. Но он не считал это своим достоинством, потому что был не зритель, а игрок, хотя и запасной. К тому же, когда его выпускали со вторым составом, он начисто забывал всю свою скамеечную мудрость и играл, если и надежно, но как-то пресно.
Голос Крюкова заставил обернуться.
– Ты что, меня ждешь или девушку?
– Да, – ответил Ветошкин и, замявшись, добавил: – Вас.
– Официоз оставим на потом. Сейчас мы приятели. Пошли, что ли?
Они вышли под
