style="font-size:15px;"> Хозяйка приседает у куста.
Шмель, похожий на Шаляпина в шубе, лежит на травинках кверху лапками, не дышит. Бедненький! Умер от переутомления! Как наработался!..
Она протягивает к нему палец, чтобы что? погладить? пожалеть?..
А шмель вдруг повернулся, вспрыгнул в воздух и полетел.
Загудел.
Так утомился, страсть.
2
А хозяйка вспоминает то, что старается забыть.
Утром она поднялась по крутой лестнице на высокий чердак, где свалены по бокам давно забытые вещи и снова невольно принюхалась: пахло тлением.
Она по наитию подошла и отодвинула лыжи. Там на боку лежала пластиковая полуторалитровая бутылка из-под минеральной воды, а в бутылке той…
Когда она с омерзением и ужасом выносила бутылку в отставленной руке и выбрасывала ее к забору, где она закапывала все неорганические отходы, она не могла не представлять при этом подробностей трагедии.
Хозяйка слышала вечерами, как мыши бегают по стенам.
Снаружи дом был поверх бруса оббит руберойдом, а сверху еще самодельной вагонкой. Под этой вагонкой мыши нашли для себя такие маршруты, что устраивали, видимо, свои гонки «Формулы».
А сверху, на чердаке, за них болели семьями. И в одной из мышиных семей, в семье лидера гонок, жена слишком увлеклась. И детки ее неразумные, один за другим, дружно юркнули в горлышко пластмассовой бутылки. И остались там.
О, как не хотела хозяйка представлять подробностей! Но они шли лавиной.
Как мыши прекратили соревнования и столпились вокруг бутылки.
Как мышиные детки попискивали, перебегая внутри туда-сюда, как взрослые напрасно пытались бутылку приподнять, как они совали вовнутрь свои длинные хвосты, чтобы мышата цеплялись за них!..
Как мать спала рядом с ними, глаза в глаза, а они медленно и неотвратимо умирали…
3
Еще была семья глупых трясогузок.
Эти были совсем тупые.
Они натаскали для себя гнездо над верстаком в открытом «Парфеноне», который хозяин сбил из досок без всякого каркаса как дровяник. Парфенон выставлен был на валунах и получился действительно какой-то стройный и прочный.
Каждую весну трясогузки заводили птенцов и с удручающим постоянством этих птенцов сжирал соседский Баксик.
Этот бытовой каннибализм приводил хозяев в замешательство.
Прочно сидели в головах выводы ученых о неизбежности пожирания друг друга в животном мире. Но одновременно первый писк птенцов над головой порождал намного более древний инстинкт усыновления всего живого на своем участке земли.
И кот был не чужой, а местами даже умилительный, когда терся своими боками, как похабная девка. Тоже, кстати, странное соединение понятий.
Пожирание птенцов закончилось, когда был возведен дом.
4
Вначале фронтон
