мысль: «чье это ружье» свинцом засела в голове Гладких, направлявшегося в приисковую контору. Вдруг, как бы что вспомнив, он поспешно вернулся в дом.
Марья Петровна, между тем, окончательно пришла в себя и сначала с удивлением стала озираться по сторонам, но это продолжалось лишь несколько мгновений – она вдруг вспомнила все. Страшная действительность стала перед ней, как страшное привидение.
На ее смертельно-бледном лице выражалась боль, отчаяние, злоба и ненависть. Глаза ее оставались сухи и горели страшным огнем.
Она быстро вскочила с постели. Ее черная коса расплелась и волнистые волосы рассыпались по спине и плечам. Она судорожно стала приводить их в порядок, затем открыла шкаф, достала из него пальто и шляпу и начала одеваться.
Совершенно готовая к выходу, она направилась к двери, но последняя отворилась ранее, и на пороге появился Петр Иннокентьевич.
Марья Петровна не заметила его осунувшегося лица и поседевших волос, она думала лишь о совершенном им преступлении – что оно совершено именно им, она не сомневалась ни на минуту – и отступив на середину комнаты, со сверкающими глазами, протянула свою правую руку по направлению к стоявшему в дверях отцу, как бы защищаясь.
– Убийца! – крикнула она хриплым голосом.
Толстых не ожидал этого и отшатнулся, как пораженный, но через мгновение оправился и крикнул в свою очередь:
– Несчастная тварь!
Дочь, оставаясь в той же позе, повторяла:
– Убийца! Убийца!
– Несчастная! – в исступлении простонал Петр Иннокентьевич. – Этот человек был твой любовник! Он опозорил мою седую голову, и я отомстил ему…
– Да, да… он был мой любовник! – медленно, отчеканивая каждое слово, произнесла Марья Петровна.
– Бесстыдная! Ты мне смеешь говорить это в лицо…
– Я любила его…
– Негодяя?
– Я любила его! – повторила она. – Я любила его!
– Несчастная! Ты так низко пала, что хвастаешься своим позором!
– Ваше мщение, Петр Иннокентьевич, было бессмысленно, безобразно, несправедливо… – медленно заговорила она, сделав несколько шагов по направлению к стоящему у двери отцу. Да оно и не достигает цели… Я так же виновата, как и он… и буду любить вечно его одного, буду жить памятью о нем.
– О, не своди меня с ума!
– Так убей меня, убей и меня!
Толстых схватил стул и, подняв его, бросился на дочь. Произошла бы безобразная сцена, если бы подоспевший Гладких не схватил сзади его руку и не предупредил удара.
– Что ты делаешь, опомнись! – воскликнул Иннокентий Антипович.
– Ты прав! – сказал Петр Иннокентьевич, бросая на дочь взгляд, полный ненависти. – Об эту мразь не стоит марать рук. Она сумасшедшая!..
– Конечно, я сумасшедшая! – повторила Марья Петровна. – Я обезумела от горя и отчаяния.
– Петр, сжалься над ней, ведь она –
