мои главные слова, обращенные к дочке, – „давай быстрее“», – рассказывала Ирина.
Когда она проанализировала истоки своего напряжения, то обнаружила связь со своим детским опытом.
Ирина описывала эту связь так: «Думаю, это из детства. Я тоже не самый ловкий человек на свете, и очень стыдилась и тяготилась этим. Меня родители недостаточно направляли, не помогали перебороть первое смущение, страх нового. Видимо, я наверстываю упущенное? Только это „наставничество“ к месту и не к месту. Дочке надо просто дать время, а я тяну ее, подгоняю».
Таким образом, мы видим, что, сталкиваясь с дочкиными чертами характера, мама ощущала неприятные чувства, связанные с ее собственными неудачами и страхами.
Она как бы погружалась в тот не самый приятный опыт, когда была беспомощной и несостоятельной.
Когда в дочке проявлялась неорганизованность и медлительность, еще раз повторю, абсолютно обоснованные ее возрастом, мама видела их через призму своих «очков». Они искажали восприятие и заставляли видеть то, что не прожито, не завершено, не проработано.
Мама, замечая подобные черты в своем ребенке, не может допустить их развитие, так как знает, к каким последствиям это приведет. Ею движет хорошая мотивация: не допустить, помочь, научить.
Однако возникает вопрос: кому в данном случае хочет помочь Ирина? Своей реальной дочери или все же себе, той, маленькой девочке, которой никто не помог тогда?
Разумеется, второе.
И в этом нет ничего плохого, кроме одного: это мешает увидеть перед собой свою реальную девочку, узнать ее такой, какая она есть, и портит отношения между ними, провоцируя раздражительность у мамы.
Чтобы справиться с таким раздражением, очень важно научиться разделять: что относится ко мне и к моей истории, а что – к моему реальному ребенку и к реальной ситуации. Отделять, где я, мои страхи и моя боль, а где особенности, связанные с характером и возрастом моего ребенка. Так мама сможет быть ближе и не утратит способность помочь там, где она реально нужна.
«Я вижу в тебе то, что меня пугает»
С ребенком становится очень непросто, как только начинаешь видеть в нем те проявления, которые в детстве вызывали страх.
Вспоминаю такой случай. Одна из моих клиенток, назовем ее Алена, жаловалась на пугающие ее проявления в своем сыне. С ним стали случаться приступы неконтролируемой агрессии. В три года он начал сильно обижаться и жестоко драться со взрослыми. Со старенькой бабушкой в том числе. И даже сказал однажды: «Мама, я сам себя боюсь! Я не знаю, как мне остановиться, когда я дерусь и ору!»
В процессе работы мы провели анализ: что происходит с ребенком, что происходит с мамой.
Она рассказывала о том, как ее пугают горящие глаза мальчика, его голос звучит действительно злобно. Она перестает его узнавать в такие моменты. В него как будто кто-то вселялся.
Услышав
