и катастрофически привязанной к родителям, я воспринимала садик как филиал ада на земле. Я помню даже то смутное физическое ощущение, когда предстояло туда идти: (темно, холодно, судя по всему, память сохранила воспоминания о зимнем утре), одежда туго сжимает живот и колется в области спины и шеи.
Я сижу на пуфике в коридоре и «тяну резину», лишь бы подольше не выходить. Затем промозглая серость вокруг, и мой взгляд скользит по асфальту, «перескакивая» через линии трещинок. Мы заходим в сад – кажется, словно окна сада горят одни-одинешеньки в ночи.
Дальше по накатанной: узкий тусклый коридор, моментально обволакивающий запах невкусной, как будто больничной еды, холодная раздевалка и… группа. Я стою на входе в зал и не могу сдвинуться с места. Кажется, что все смотрят на меня, а я не могу спрятаться или найти себе хоть какой-то угол для укрытия.
В плане событий я помню какие-то фрагменты, но в основном одни ощущения – одиночество, чувство беззащитности и холода от больших и строгих «теть» и один яркий эпизод унижения.
Эпизод, после которого я яростно прокручивала в голове сцену пыток с моей воспитательницей в главной роли. Но мое всемогущество осталось никем не замеченным – мне было так стыдно и страшно, что я не обмолвилась о произошедшем ни словом.
Что это за эпизод? Сердобольные взрослые могли бы сразу поднять табличку «Травма!», но я не буду спешить разбрасываться такими понятиями.
Дело было так. Однажды я долго не могла уснуть во время тихого часа. И, вероятно, создавала суету и лишние звуки. Возможно, мы даже играли с соседкой по кроватке? Не помню. Помню только одно: воспитательница набросилась на меня с яростными криками, выставила посреди зала и с силой начала стягивать трусики. Уж не помню до какой стадии она дошла, но все происходящее вызвало у меня жуткую панику и истерику. И пожалуй, подкрепило мою стеснительность и запуганность.
Справедливости ради, нужно отметить, что, вероятнее всего, мне делали замечания, на которые я не реагировала. Вот воспитателю и пришлось пустить в ход более радикальные «педагогические» приемы.
Сама ситуация и мои маленькие детские переживания остались в прошлом, как и у многих. И вспоминать о них нет особого смысла. Теперь я взрослая и сильная, справляюсь с самыми разными ситуациями. Однако, когда моему старшему ребенку исполнилось полтора года, от бабушек и дедушек зазвучал вопрос: «Вы уже решили, куда отдавать в садик?»
И я начала осознавать, что малыш подрастает и грядут важные перемены. Тот, кого я целый год носила на руках и бесконечно целовала, уже полуторагодовалый мальчишка, и через некоторое время меня ему будет мало, а мне – сложно удовлетворить все его потребности.
Вопрос о садике становился все актуальнее. И все забытые ощущения из прошлого, связанные с этим опытом, начали подниматься на поверхность.
Внутри у меня уже созрел протест: «Моего родного малыша, мою кровиночку – не отдам!» Возникает защитная
