догадываюсь, что это не объяснение в любви, гражданин начальник. Так что скажите их здесь. В присутствии свидетелей.
– Извольте.
Всё-таки Энки его одел.
– Вы арестованы.
Тот, молча, с расстановкой в жестах, как танцуя старый лунный танец, протянул руки, сомкнул кончики пальцев и прикрыл глаза.
– Весь ваш.
– Ужасы какие.
– Ага, вот и я всё толкую им.
– Много раз говорили?
– Раза два.
– Дверь на место потом поставили?
Энки засуетился.
– Ох, а что это там за аннунаки? И братец там. Строгий. Он что там делает?
– Арестовывает неофициального лидера забастовки.
Энки вздрогнул и отчаянно посмотрел на маршала.
– И я ничего не могу сделать?
– Натурально, ничего, сир. Нет, протест вы, конечно, заявить можете… Будете протест заявлять?
Энки повёл рукой.
– Ни. Как говорит Силыч. …Хорошо, он хоть штаны надел. Кстати, это я ему посоветовал.
Энки засуетился, сказал – пойду – и пошёл. Но брата он не догнал. Скорбная процессия, от вида которой его замутило, сбила его с пути. Он направился туда, куда сроду не ходил – в маленький штаб Энлиля.
Молча поизучали друг друга.
Энки поднял руку, уставился на неё, родненькую лапу Энки, в ожидании, что короткие толстоватые пальцы подскажут ему нужные словеса. Опустил – и сказал:
– Ты помни…
– Да, да. Да?
Энки снова хотел прибегнуть к помощи, но рука висела вдоль бёдер, и Энки молвил:
– Какой мерой будешь мерять, такой и тебе отмерится.
Энлиль завёл глаза вбок влево – вспоминал, откуда бы Энки извлёк такую мудрость.
– Это очень глубоко. Спасибо.
– Я сказал.
– Понял.
Энки неловко отступил к столу, чуть не смахнул карту, бережно придержал… расхлябанно прошёлся вдоль стенда с лоскутными расписаниями патрулей, провёл пальцем по книжной полке. Некоторое время царствовало молчание, которое один из царских сыновей использовал, чтобы проделать штуку.
Энлиль изумился несколько бестактно:
– Зачем тебе очки, прости Господи?
– Я, это… у шпиона такие соблазнительные. Он то и дело их стаскивает таким движением, что дамам дурно становится… я вот и завёл.
– А стёкла?
Энки сдёрнул, оглядел, повертел и, сморщив нос, хмыкнул.
– У кастеляна были списанные полки от буфета…
Энки посадил на кончик носа, содрал очочки, глядя на брата исподлобья.
– Ну?
Энлиль согласился:
– Очень соблазнительно. Ты в них хоть чего-нибудь видишь?
– Я смотри, чего прочёл в стариннейшей
