Завтра ноги мне будешь лизать! Урод! Ненавижу!.. – зловеще прошипело видение юной дамы в сиреневом кринолине, послушно перешло улицу и удалилось в сумрак под арку старинного дома.
– М-меня?! Н-ненавидеть?! За что?! – возмутился Веденяпин, но пока с трудом поднимался на ноги, вечерняя улица оказалась безлюдной. Актер покачался на ватных, подгибающихся ногах, оглянулся по сторонам, более уверенно перешел через улицу, отчетливо запомнил номер дома, небольшую гипсовую маску женского лика над аркой и окном под теремом фасадного помпеза. Прошелся в колодце одесского двора, но красавицу из позапрошлого века не нашел. Лишь где-то глубоко во дворах из распахнутых окон доносилась громкая танцевальная музыка в силе «диско» и разгульный гогот подгулявшей компании.
Удрученный тяжким, похмельным состоянием, невероятными «глюками», как ему казалось, на грани бреда, – Веденяпин вернулся в гостиницу «Экран». Избегая встреч со знакомыми и коллегами, он не воспользовался лифтом, прокрался по лестнице в свой номер, упал одетым на развороченную постель и провалился в тяжкий, удушливый сон.
Ранним утром Веденяпин бодрячком опохмелился в буфете гостиницы. С утра «киношникам» не наливали, но Рома выклянчил у сварливой буфетчицы стаканчик прохладной водочки, закусил плавленым сырком «Дружба». Воспрял духом и плотью. Ничего более приятного блаженной невесомости, после разлившейся по всему телу теплоты, актер потом долго не испытывал.
Странную метаморфозу с изящной дамой в кринолине и ее безобразного, грубого, жирного супруга Роман уверенно отнес к галлюцинациям организма, отравленного спиртным. Но отвратительные фразы в мужском исполнении, типа, «тварь!», «идиотка!», и женские шипящие ответы: «скотина!», «урод!», «ненавижу!», – всё еще болезненно стучали молоточком в воспаленном сознании Веденяпина, будто доносились из другого измерения, параллельного мира грязной бытовухи и чудовищных семейных отношений.
Исторического сюртука актер не снял, расправил, по возможности, складки на брюках, аккуратно перевязал ленточный «галстух» на несвежей белой рубашке с воротником – стоечкой и… отправился на прогулку по Одессе в надежде еще раз встретиться с красавицей в кринолине, чтобы ночное видение обрело дневную плоть.
В тот день актер отмечал на своем пути всяческие исторические странности, словно выключился из современности и плыл в некоем поэтическом эфире. В задумчивости набрел он на два звена трамвайных рельс, как выяснилось позже, рельс для конки5, что перечеркнули поперек Пушкинскую до начала Дерибасовской. Веденяпина это обстоятельство нисколько не удивило. Он находил тому вполне логичное объяснение:
– Рельсы, господа, оставили, чтобы добраться с одной стороны Пушкинской до другой. Разумеется, на конке, – пояснил Роман глуховатому старичку-пенсионеру. Тот тоже с интересом приостановился перед звеном рельс, закатанных в горячий асфальт.
Городская железная дорога, по которой вагончики с пассажирами тянули запряженные лошади.
