Он зажал уши ладонями. Всё стихло. Он медленно опустил руки. Но теперь в пространстве, окружённом верёвкой, как на телевизионном экране сквозь помехи, проступило её лицо. Лицо приближалось, пока не заполнило всё внутри петли. Она улыбалась и смотрела в его глаза. Её губы шевельнулись, и внутри головы он услыхал её шёпот.
– Это для тебя, милый. Я жду—у…
Её лицо исчезло. Ему стало страшно. Он схватил моток верёвки, бросился к балкону и вышвырнул.
– Сука! Когда ты оставишь меня в покое?!
Он бросился к полке с книгами и трясущимися руками выхватил библию из общей стопки. Он раскрыл её где—то посредине и тут же отбросил. Она смотрела на него со страницы, окружённая пламенем. Страницы библии чернели, сворачивались и рассыпались хлопьями, а её шёпот звучал в его голове.
– Я жду, милый. – Шептала она, а он в бессилии повалился на пол и стонал, с силой зажимая уши ладонями.
Очнулся он в полной тишине.
Ни грохота шагов, ни шёпота. За окнами темень – наступила ночь. Он перевернулся на спину и уставился в потолок. «Может действительно продать всё и уехать к сыну?». С этой мыслью он и уснул. И как только он забылся, она снова легла рядом. Она привалилась к нему холодным в корках ожогов телом. Но он не открывал глаза. У него не было сил сопротивляться.
Он ждал утра.
6
Утром снова началась работа. Снова маршрут. Остановки, лица пассажиров, дорожная разметка перед глазами. Едва дождавшись конца рабочего дня, он погнал грузовик к центру посёлка. Припарковавшись, он замкнул дверь кабины и перешёл дорогу. Перед ним сияли вывесками два магазина и в обоих продавали спиртное. На секунду он замер в раздумье, и вдруг за спиной услыхал трескучий голос.
– Тяжко?
Он развернулся. Перед ним, опираясь на сухую палку, стояла сгорбленная в три погибели старуха. Глова замотана толстым клетчатым платком. Затёртое плюшевое пальто, наверное, купленное ещё до того, как он появился на свет. Подол коричневой юбки опускался почти до земли. На ногах стоптанные боты. Она смотрела на него из—под нависших седых бровей и жевала беззубым ртом.
– Что вы сказали?
– Тяжко, говорю, милок, грех за плечами то носить?
– Что? – Он растерялся и не знал, что сказать.
– Чёрт на тебе сидит, значит, грех в душе, как камень носишь, а? – Старуха скривилась, зажмурив левый глаз, будто прицеливалась.
– Откуда вы… Я же…
– Э—э милок… – Старуха закашлялась. – Ты и в церкву ужо ходил, а?
– Да, но…
– Эт опосля тебя поп погорел, что ли?
– Да откуда вы…. Да, после меня. Утром хотели нечисть изгонять. А ночью…
– Это его черти за грехи в ад забрали. – Старуха хохотнула и вдруг схватила
