друг друга по имени-отчеству – такая у нас была тогда фенька. (Или слово «фенька» стали употреблять чуть позже – не в начале, а в конце восьмидесятых? Не упомню…Ну, тогда можно написать универсально, стерто: не «фенька», а «манера»…) Такая, значит, у нас была манера: величать друг друга по отчеству. Звучало сие, конечно, странно: двадцатилетние кличут друг друга словно старые деды. Но мы чувствовали себя взрослыми.
А может, мы и были уже тогда взрослыми.
– Чему обязан вашим визитом, Иван Сергеич?
Юрка был скуп на слова. Я невольно подделывался под его манеру.
– Надо побалакать.
Командир кивнул и накинул на голые плечи рубашку. Встречать гостя голяком, а тем более – разговаривать, неприлично: провинциальная приятная уважительность.
– Чайку?
– Не откажусь.
Юрка взял изрядно помятый тусклый чайник, сунул ноги в тапочки и пошлепал на кухню. Кухни были по концам коридора, две на этаж.
Пока его не было, я заглянул в Сэлинджера. Страницы были испещрены карандашными пометками. В каждом предложении он не знал по два-три слова и мельчайшим почерком рядом писал перевод.
Упорный парень.
Потом мы гоняли чаи из граненых стаканов. Чай был таким крепким, что по цвету напоминал портвейн. Юрка ел вишневое варенье, намазав его толстым слоем на хлебный ломоть. Я от варенья отказался. У меня были дома шоколадные конфеты.
– Я вот о чем, – приступил я наконец к делу.
Командир кивнул.
– Говори.
– Что мне будет, если я в отряд не поеду?
Юрка глянул остро:
– По какой причине?
– По семейным обстоятельствам.
Кажется, я покраснел.
Мой товарищ невозмутимо кивнул и продолжал пить чай.
Потом вдруг спросил:
– Девушка?
Тут уж я точно покраснел.
– Как вы догадались, мистер Холмс! – воскликнул я, пытаясь развязностью замаскировать смущение.
– It’s elementary, Mr.Watson, – с чудовищным акцентом промолвил сотрапезник.
– But how?
– Ты ведь у нас романтик, – сказал Юрка, переходя на наречие первой в мире страны социализма.
Его утверждение, что я – романтик, прозвучало из его уст, как мне показалось, даже с оттенком зависти.
Вдруг он спросил:
– Что, не пускает?
– Кто? – смешался я.
– Ну, она.
– Да нет… – протянул я.
ОНА ведь даже не знала, что я куда-то уезжаю. Да и вообще – ОНА сама исчезла. Неизвестно куда и, может быть, навеки.
Я казался сам себе очень странным. Особенно – если посмотреть на меня посторонними, непредвзятыми, невлюбленными глазами. Глазами Юрки, например. Что бы я мог ему рассказать?
Я знаком с герлой всего одну неделю. Провел с ней лишь ночь
