на свете Этом, что живы. Коли получится отогнать горе, значит, и саму Морену отвадить получится. Иначе навьи, что приходят на пир поглядеть, за своего примут – уведут.
А если рядом неупокоенные души чужих мертвяков бродят, есть и пить вдвое больше нужно. И веселиться погромче, чтоб уж точно поняли – жив и в запредельные чертоги не собирается ни в коем разе!
– Пей, – наставлял Жедан племянницу, подсовывая под нос ковшик с бражкой. – А то вон их сколько, вокруг…
Затея брала ковш сперва дрожащими пальчиками, после уже смелее. И озиралась с каждым разом всё реже, хотя от страха то и дело зубы сводило.
Ещё бы тут не испугаться! Маленький костерок, у коего из двух с лишним дюжин меньше половины своих осталось, а в сторонке гора порубанных бьярмов. Хоть одеты, срамным местом не светят. Но каждый из темноты скалится – душара. А те, кто глаза перед смертью не сомкнул, ещё и таращатся. И ночь, как назло, безлунная, и звёзды за толстым одеялом облаков попрятались…
– Ешь, – купец едва ли не насильно впихнул миску с очередным куском рыбы, только Затея оторвалась от ковшика. Проследил, чтобы ложку в руку взяла.
Бывшим бьярмским пленникам было, пожалуй, проще всех. Страху натерпелись, и всё. Розмич с Ловчаном тоже не сильно тряслись – отошли, чай не впервой. Зато Ултена колотило.
Хоть кульдей и владел дрыном не хуже, чем дружинники мечами, прежде, по всему видать, никого не убивал. Розмич сразу смекнул, по глазам прочитал. Был бы на месте кульдея кто помоложе да попроще, сказал бы: это только в первый раз страшно, дальше как семечки щёлкать будешь… И себя вспомнил.
Когда впервые клинок вражеской кровью обагрил, желудок наизнанку вывернулся. Не сразу, конечно, ночью, когда осознал. И хмель в ту ночь не брал, сколько ни пил, тоже впервые – трезвый. Будто назло. Лицо того, первого, до сих пор во снах является. Изредка. Не весь какую прибил – земляка. Тогда и Полат крови испил, жалел, что не Вадимовой. Главарю восставших Рюрик шею свернул при всём честном народе и сказал, что так и было.
В этот раз Розмича тоже подташнивало, и тоже не от выпитого…
– Не вини себя, – шепнул Ловчан. Он в который раз читал мысли. – Всё наоборот. Будь ты здесь, и вовсе не отбились бы.
– Я отряд оставил, – так же, шепотом, отвечал Розмич. – Значит, виноват.
– Нет, – отрезал собеседник. – Сами виноваты, чай не девочки. – Подумав, добавил: – От судьбы не уйдёшь.
– Какой ещё судьбы? – отмахнулся Розмич.
– От той… тёмной Мокоши… или светлой… И вообще, кто у нас волховать собирался?! Ладно! Постой!
Голос Ловчана стал ещё тише, но до костей пробирал не хуже железного скрежета.
– Сивый ещё три лета тому помереть должен был. Помнишь, лёд под ним проломился? Сколько тогда в студёнице побарахтался?
– И что?
– А то! Ты его полумёртвого вытащил, помнишь? А как рядом оказался, припоминаешь?
– Нет, – отозвался Розмич.
– Да
