разберутся.
– И все-таки надо вызвать врача.
– Не суйся не в свое дело, – отчеканила Татьяна Ивановна.
– Я считаю, надо обратиться к врачу.
– Тебе же сказано: помер человек! Все уже – помер! При чем тут врач!
Соломон Моисеевич покачал головой, поджал губы. Ну как хотите, говорила эта мимика, я со своей стороны сделал все, что мог, а вы уж сами решайте. Он подержал колбасную кожуру, раздумывая, куда ее положить, потом просто разжал пальцы, и кожура упала на соседнее блюдце.
– А ты его ножом, случайно, не пырял? – сказал тем временем Кузнецов.
– Ты чего. Сам погляди. От любви мужик помер.
– Ладно, пошли.
– Люди тут странные. Зовешь – не слышат. Стучишь – не открывают. Они тебе кто?
– Родня.
– Интеллигенты, что ли?
– Ну.
– Евреи, что ли?
– Да нет, – уклончиво сказал Кузнецов, – так, не пойми кто.
– Я их видел, уроды. Что случись, не достучишься.
– Это верно.
– Ты ногами вперед не неси, примета плохая.
– Какая разница.
– Все-таки.
– Ему – без разницы.
– Хороший ты мужик.
– Как все.
– Тебе, может, с работой помочь? Хорошие деньги.
– Ну помоги.
– А давай завтра встретимся, потолкуем.
– Ну давай.
– Анжелика наша понравилась?
– Девка как девка.
Струев пил и присматривался к Инночке. Позвать в мастерскую? Интересного в ней мало, одна экзальтация, но хоть вечер не зря пройдет. Неохота возвращаться одному. Он представил, как входит в пустую грязную мастерскую, стелит серую простыню на диван, выкуривает на ночь сигарету. Да, определенно ему нужна на ночь женщина. И разве от него именно этого не ждут? Приходил Струев, расскажут они, наговорил всякого, выпил две бутылки, увел с собой женщину – ну типичный Струев. Вы ведь этого хотели?
– Хотите, я вас провожу? – спросил он Инночку и добавил: – Или вы меня проводите.
Инночка ахнула; с ней так никогда не говорили. Впрочем, действительно, час поздний, пора и расходиться. Леонид Голенищев троекратно расцеловал Лизу с Павлом, а Рихтеру посулил интервью в газете. «Взгляды у вас, Соломон Моисеевич, неактуальные, но вызывают на полемику». Струев подал Инночке пальто, придержал за плечи. Мальчик Антон, осмелев, обратился к Струеву еще раз:
– Так вы считаете, что жизнь похожа на искусство или искусство на жизнь?
Струеву уже было не до разговоров – он был занят спутницей.
– Ни то, ни другое, – ответил он, – ничего общего у них нет.
– А как же? – спросил мальчик, но Струев уже ушел.
Рихтер остался доволен вечером, и даже Татьяна Ивановна отметила, что все было хорошо. «Наш сын, – патетически заявила она, – смотрит
