этих горько-ироничных строк понятен. Диалог не мог состояться уже потому, что не возникло серьезного вопрошания, желания обсудить проблему, услышать друг друга в открытости к возможному ответу. «Гласом вопиющего в пустыне» остались и изданные в 1915–1917 гг. лекции об иконописи князя Е. Н. Трубецкого[90].
Теперь обратимся к началу 1990-х гг. Ушла в прошлое советская эпоха, в которой серьезный разговор о церковном искусстве в печати был невозможен, а о древнерусских и византийских иконах писали либо в патриотическом ключе («наше национальное наследие»), либо искали в них в качестве главного достижения отдельные элементы реализма. Возник ли тогда широкий диалог о проблемах церковного искусства? Нет.
С 1988 г. стало возможным писать новые иконы на законном основании (раньше иконописание было уголовным преступлением, квалифицировалось по статье 162 Уголовного Кодекса РСФСР 1960 г. как «Занятие запрещенными видами индивидуальной трудовой деятельности» и каралось большим штрафом или тюрьмой, в особых случаях – с конфискацией имущества) и обсуждать их открыто. Сначала казалось, все кто хочет, будут говорить об иконописи друг с другом, глубже осознавать старые и находить новые решения. Было создано общество «Изограф» (т. е. «иконописец»), состоявшее из иконописцев и искусствоведов. Предполагалось, что в первую очередь диалог начнется именно между ними. Но он не состоялся. С одной стороны, из-за позиции искусствоведов, которые, видя первые опыты новых иконописцев, констатировали: «Это не искусство». С другой стороны, из-за иконописцев, которые заняли исключительно прагматическую позицию: «Главное, чтобы отменили налоги, и можно было бы покупать материалы подешевле». Учиться и даже просто общаться не захотел почти никто, и общество «Изограф» вскоре умерло.
Приходится с печалью констатировать, что в современном церковном искусстве, за исключением единичных интересных произведений, царят официоз и мертвечина. Бывают мастерски выполненные изображения, но выразительность, отличающая древнюю икону, ее одухотворенность и одновременно удивительная теплота, ощутимое дыхание вечной жизни, в большинстве случаев утрачены. Процветают эстетизм и индивидуализм, т. е. то, в чем обычно обвиняют светских художников, и из-за чего знаменитый иконописец архимандрит Зинон в начале 1990-х гг. призывал всех начинающих иконописцев «убить в себе художника»[91]. Но именно индивидуальные попытки постичь дух иконы показывают, что художник в современных иконописцах лишь сделал вид, что умер. На самом деле он вошел в иконописца со всеми своими страстями, и тот продолжает, мучая себя, стилизуясь под древность, и в творчестве, и в духовной жизни, существовать как художник-индивидуалист, который все знает и ни с кем вступать в серьезный диалог не намерен.
Некоторым утешением является то, что элементы диалога в этой области появляются. Например, в 1996 г. состоялась конференция по современному иконописанию и преподаванию церковного искусства, которую организовал СвятоТихоновский богословский институт. На ней звучали самые разные мнения. Не было поиска врагов, обструкций неугодным, была общая заинтересованность
Трубецкой Е. Н. Три очерка о русской иконе.
Зинон (Теодор), архим. Беседы иконописца. Псков: Библиополис, 2003. С. 36.
