Степановых руках. – За что все им? Ангела отыму. От него у них вся сила. Отыму!
– Будет тебе. – Степан отвел его за занавеску, где стояла кровать. – Спи уж.
Через мгновение из-за занавески донесся отцовский храп. Степан подошел к окну и в ярком лунном свете стал рассматривать причудливое серебряное кольцо, лежащее у него на ладони.
Одной лишь луною освещалась и большая классная комната в усадебном флигеле. Парты, глобус – все казалось призрачным в этом бледном свете. И Лида, раскладывающая по партам листочки с заданием к завтрашнему уроку, выглядела не девушкой живой, а сказочной красавицей. Впрочем, она и была красавицей; Вера всегда это знала. И про свою внешность знала: может, она и яркая, и с перчинкой, как говорил ей Веня Вертков из соседней усадьбы, но уж точно проигрывает старшей сестре.
– Зачем все это, Лида? – резко проговорила Вера.
Лида посмотрела на нее ясным взором, который сейчас показался Вере особенно раздражающим.
– Что – это? – улыбнулась Лида.
– «Опиши, как начинается ледоход», – взяв с парты листок, прочитала Вера. – «В каком месяце он бывает?» Им все это не нужно, неужели ты не видишь? Они презирают нас за то, что мы их учим!
– Ты ошибаешься, Верочка, – покачала головой Лида. – Может быть, не всем детям это нужно. Но многим.
– Да хоть и многим! Какое нам до них дело? Зачем ты лицемеришь?
– В чем ты видишь лицемерие? – укоризненно проговорила Лида.
– Вот в этом всем! «Учить надо будет всегда!..» – передразнила она сказанное Лидой за ужином. – Тебе просто нравится чувствовать свою значительность. Ты к этому привыкла и боишься что-либо менять. А жизнь переменилась! Полностью! И мы должны что-то предпринять. Иначе нас здесь просто убьют.
– Не убьют, – улыбнулась Лида.
– Я знаю, на кого ты надеешься, – сердито сказала Вера. – Но у него новая жизнь. Он в ней хозяин. А мы…
– Верочка, налей, пожалуйста, чернила в чернильницы, – с этой своей невыносимой безмятежностью перебила ее Лида. – Завтра дети придут рано.
Она достала из шкафа пузырек с чернилами и, протянув его сестре, вышла из класса.
Вера подошла к окну. В ярком свете луны она видела, как Лида идет через усадебный двор в парк, и ей хотелось запустить пузырьком ей вслед.
– Конечно, лук мы есть не стали! – процедила она.
И стала разливать чернила по чернильницам, стоящим на каждой парте.
«Рождение в людях ненависти – процесс необъяснимый. Что создает ее – зависть, нереализованность? Ненависть загадочна, как тот оборотень, которого мы с Тимкой увидели в детстве. Что хотела нам тогда сказать темная сила? Не знаю. И как сохранить сейчас то, что собиралось веками, не знаю тоже. Но я обязан сохранить».
Андрей Кириллович закрыл тетрадь и, встав из-за стола, вышел из кабинета.
Он шел по темному дому и думал о том, что не уверен в собственной правоте, а между тем собирается решить судьбу девочек в соответствии
