закрывает окно, и я отказываюсь от мысли огорошить Клару. Поговорю с ней позже, когда она не будет спешить. А я немного остыну и буду в состоянии принимать случившееся не так близко к сердцу. И я, старательно следя за тоном, жизнерадостно объявляю:
– Хотела накануне выходных узнать, как ты.
– Я на полпути к своему домашнему вавилонскому столпотворению. – Голос у нее беззаботный. Совершенно.
На кухне за столом сидит Марта – не ест, просто флегматично листает журнал «Грациа». Она, по-моему, вообще никогда не ест. И меня это беспокоит.
Прошлым летом на меня вдруг навалилось все сразу: беременность нашей предыдущей няни Робин, умирающая мама… И решение я принимала не совсем обдуманно. Может, задавала не те вопросы. В общем, наняла няню, мало что соображая, в состоянии жуткой паники. И теперь эта няня меня тревожит. Дело вовсе не в том, что она не ест приготовленную мной еду – до Мишеля Ру мне очень далеко. Дело в том, ест ли она вообще. И когда? И что? А вдруг я должна об этом заботиться? Ей ведь всего двадцать четыре. Может, она тоскует по дому, или у нее какое-нибудь расстройство пищевого поведения, и мне не мешало бы об этом знать? Я представляю себе Марту, тайно поглощающую батончики и кукурузные хлопья, сыр и луковые чипсы…
Милли на гимнастике, назад ее подвезут. Со стиркой Марта разобралась. Ровные стопки джемперов и футболок – в том числе и чистая выглаженная одежда, в которой я бегала сегодня утром, – ждут, пока их разложат по местам. Кухня из светлого полированного гранита поражает порядком, полы блестят. Стóит распахнуть ослепительно сверкающие дверцы подвесного шкафа – и глазам предстанут коробочки с крупами и баночки с джемом, чинно выстроившиеся в ряд. Опрятность – это еще один Мартин пунктик. Единственным ее требованием при въезде в дом были латексные перчатки для уборки, облегающие руку, словно вторая кожа. Я знаю, что должна радоваться. Филипп вот чувствует себя как рыба в воде – наконец-то вокруг него обстановка под стать его умственным способностям. А мне неуютно. Уж лучше бы Марта вообще ничего не мыла и не была такой чистюлей. Приехавшая из Новой Зеландии Робин, которая прожила с нами семь лет, до прошлого лета – пока не забеременела, не вышла замуж за своего фермера и не укатила к нему на восток Англии (до чего же бесстрашная девчонка!), – оказалась невероятной грязнулей, и меня это вполне устраивало. Она стала членом семьи. Мы все – ну, по крайней мере, она и я – были единым целым. Марта совсем другая, она воспринимает меня исключительно как работодателя. Я понимаю, всем бы такие проблемы; понимаю, что пора выбросить эту ерунду из головы, но мне бы так хотелось, чтобы мы с няней были друзьями…
Я тихонько завариваю чай – настой имбиря с лимоном, хорошо для нервов – и усаживаюсь на скамейку. Марта безропотно отрывается от журнала, поднимает голову – думает, что я хочу пообщаться, и сразу же напрягается. Но надо же рассказать ей о случившемся! Не хочу пугать, объясняю я, но быть осторожной не помешает. Всегда проверять, заперты ли двери
