жена, этого не понимала, поэтому я ее выгнал. Сечете?
В косеньких глазах появился ужас. Малянову это очень понравилось.
– Можете лежать, сидеть, читать. Можете играть вот с тем зайцем. Но тихо! Никакой беготни, никаких этих считалок, песенок и тэ дэ…
Внезапно чудовищный чемодан поехал сам собою по полу и повалился набок. Загудело за окном. Качнулась люстра. Лидочка ошеломленно ойкнула и вцепилась обеими руками в кушетку.
– Спокойно! – сказал Малянов. – Это маленькое землетрясение. В вашу честь. У нас тут бывает… А завтра ожидается даже небольшое солнечное затмение. Тоже – в вашу, как я понимаю, честь…
За окном было уже совсем темно. Малянов включил настольную лампу и сидел за столом, положив волосатые кулаки по обе стороны от чистого листка бумаги, набычившись, выдвинув челюсть, словно собирался наброситься на кого-то, кто сидит по другую сторону стола. Но там никого не было. И в комнате никого не было. Дверь закрыта. Слышно, как ворчит вода в ванной и позвякивает посудой Лидочка на кухне. Потом там раздается отчаянный сдавленный вопль, дребезг стекла, и наступает мертвая тишина.
Малянов вздрогнул и посмотрел на закрытую дверь. Выражение его лица переменилось. Он вытянул губы дудкой, повел носом, как всегда, когда намеревался сострить, но тут же забыл обо всем, схватил фломастер и нарисовал на листке жирный красный контур, а на контуре – стрелку. Взял другой фломастер – зеленый. Рядом со стрелкой красиво вывел «е». Откинулся на спинку, чиркнул спичкой, закурил удовлетворенно, но тут скрипнула дверь, и Лидочка, просунувшись в комнату половинкой жалкой физиономии, пролепетала горестно:
– Дмитрий Алексеевич, я чашку разбила.
– Как! – театрально провозгласил Малянов, развлекаясь. – Еще одну?
– Да. Синюю. С корабликом.
Малянов встал.
– Черт побери! – сказал он уже без всякой театральности. – Извините, Лидия, но вы все-таки поразительная корова!
– Я нечаянно, Дмитрий Алексеевич!..
Малянов проследовал на кухню. Стол там был накрыт к ужину, и со вкусом. Кушанья разложены по тарелочкам. Салат. Зелень. Капельки воды весело искрились на свежевымытой редиске…
А на углу стола лежала синяя чашка в трех частях. Малянов взял в руку одну из частей и бережно покрутил ее в пальцах. Взял вторую. Попытался сложить. Части сложились охотно, и образовалась золотистая надпись: «…ому папе на день рожде…».
Малянов посмотрел на Лидочку. Та обессиленно опустилась под его взглядом на табуретку, и поза ее выразила такое отчаяние, что он смягчился.
– Ладно уж, – сказал он. – Долой сантименты! Где ведро?
– Не надо в ведро, – сказала Лидочка. – Я сама склею.
– С вашими способностями вам знаете что надо склеивать?
– Не знаю, – сказала Лидочка отчаянно. – Я вам еще доску расколола.
– Какую доску?!
– Деревянную. Для хлеба.
Малянов картинно
