вопросы общинам приходится решать самим. Лишь самые сложные дела и каверзные споры остаются правителю. Допустим, кто-то украл из кузни железный лемех и скрылся. Кузнец имеет право бросить клич «аро!», что, в сущности, означает обращение «О, Ру!», и ежели вор покинул пределы селения, то клич этот, как призыв искать вора, передается из селения в селение, от общины к общине, от фьефа к фьефу[23] до тех пор, пока похититель не будет пойман и вздернут в петле. – Это очень хороший закон, – продолжал Бернард. – Немудрено, что тяжб о краже в Нормандии становится все меньше.
Однажды Ролло возвратился после отправления правосудия в отдаленном городке мрачным и смущенным.
– Нелепое дело, трижды разрази меня гром! Глупая поселянка спрятала в доме плуг собственного мужа, завалив его тряпками. А когда муж объявил о краже и все принялись искать вора, промолчала, надеясь, что община чем-либо возместит «утраченное». Позже она призналась во всем мужу, и теперь уже оба молчали, пока обман внезапно не открылся.
– И как поступил суд? – поинтересовалась Эмма.
Они сидели в пропахшем навозом и прелым тростником круглом помещении старой башни, где на столе среди горящих плошек была разложена нехитрая снедь.
Ролло ответил не сразу. Отодвинув блюдо с жареной рыбой, он вытер губы тыльной стороной ладони.
– Закон есть закон. Обоих обвинили в краже и повесили. А чтобы впредь никому не повадно было шутить подобным образом, поселяне, признавшие женщину более виноватой, повесили ее особым образом – голой и за ноги.
– Но ведь это же была не настоящая кража! – возмутилась Эмма. – Нет, Салическая правда франков[24] куда милосерднее.
Ролло глотнул из бурдюка и мрачно уставился на девушку.
– Милосердие – это семя, которое надлежит бросать в уже подготовленную почву. Иначе его чахлый побег будет быстро заглушен бурьяном беззакония и подлости.
Однако Эмма все не могла успокоиться, и тогда Ролло обратился к Бернарду:
– Завтра по пути в Руан мы свернем в лес Марре и покажем ей, что мои законы дают добрые всходы.
И Эмма действительно убедилась в этом, когда на другой день у развилки дорог на суку старого дуба увидела два тяжелых золотых браслета, поблескивавших на солнце среди яркой весенней зелени.
– Они висят так уже скоро год, – облокотясь о луку седла, сказал Ролло. – И никто не осмеливается снять их из опасения прослыть вором, кого рано или поздно настигнет клич «аро!».
Поистине воля и разум ее тюремщика были достойны восхищения. Тюремщика ли? Она забывала об этом. Ни с кем и никогда она не чувствовала себя столь свободной, как рядом с Ролло. Их желания во всем совпадали: когда Эмма чувствовала, что устала, Ролло приказывал сделать привал; когда ей хотелось веселиться, он предлагал устроить скачки или другие развлечения; когда она чувствовала голод или жажду
Фьеф – феодальное поместье с господским двором.
Салическая правда – свод законов у древних франков.
