Наталью Васильевну»), но не Петров. Василий Никитич Самохвалов был одним из первых купцов града своего, коий и не Орлом вовсе оказался, а Курском. Понял Роджер, что потому назвался купец чужой фамилией, что известного в торговом мире Самосвалова, … то бишь Самохвалова ограбили бы наверняка, а у безвестного Петрова, к тому же аки бы не купца, а простого помещика был шанс реальный проскользнуть невредимым опосля заключения выгодной сделки торговой. Вот токмо сглупил он с переводом бумаг своих.
В начале трепотни Наташиной явилась Малашка с одноимённой кашкой и прочими яствами, вопросила у барыни разрешения и оставила всё сие больному голодному. Посему в конце трепотни барской возвышенной потянуло больного вновь на низменное (но вовсе не на совращение малолетки сей созревшей!). Кликнула барыня, скривившаяся брезгливо, служанку свою и удалилась на отдых заслуженный, ибо никогда ранее столь долго не трепалась без перерыва.
Опосля выноса ведра достала Малашка вязание своё и замелькали спицы во дланях ея. И в дальнейшем заполняла она ими паузы в беседах занимательных.
Во время одной из пауз таковых попытался представить Роджер в постели барыню младую созревшую (хоть и была та лишь на год старше служанки своей невзрачной). Провалилась затея сия – не возбудили графа прелести сей дуры аж соком брызжущей. Засим ради смеха представил на месте ея пододеяльном худосочную Малашку смышлёную. И неожиданно для себя самогО возбудился преизрядно, аж облизнулся от вожделения.
Виновница облизывания сего наблюдательность проявила и, мысля, что причиной облизывания жажда является, стакан воды принесла.
(Кстати, в комедии Эжена Скриба с тем же названием «Стакан воды» глаголится хоть и про другой стакан, но про то же время, и героиней шедевра сего является крёстная Уолтера Гриффита аглицкая королева Анна.)
Вскоре задумался Роджер и вопросил сиделку свою:
– Откуда прознала хозяйка твоя распоясавшаяся про беседу нашу? Ведь мог я алкать ведро сразу опосля очухиванья моего.
– Вопросила она меня, трепалась ли я о чём-либо с барином, в себя пришедшим. Пересказала я беседу нашу, мистер Смит, занимательную. Поняла барыня Наталья Васильевна из сказанного токмо ущербность свою моральную, выражающуюся в непонимании сказанного. И аки ожидать следовало, взъярилась не на шутку и продемонстрировала наглядно превосходство своё физическое над превосходством моим моральным.
– Но коли ожидать следовало причинение ущерба физического, почему не молвила ты что-нибудь не раздражающее психопатку сию?
– Хоть и глаголят мне со всех сторон о ничтожестве моём, но не задевают меня речи сии, ибо не уважаю глаголящих. Но коли совру, то перестану уважать себя, а сие недопустимо, ибо мнение своё (не сочтите, что хвалю сама себя подобно Самохваловым!) уважаю!
– А коли была бы угроза животу твоему, ты тоже глаголила бы правду?
– Увы! Любой принцип имеет границы применения
