(особливо в периоды адекватности своей) Наташа! – начала посетительница. – Имеешь ты подозрения обоснованные, что жених твой суть отец дщери моей. Но делаешь из факта сего прискорбного вывод ошибочный, будто бы он (не «факт» и не «вывод», а Мойша Ицкович) суть «бабник И распутник», … точнее, «бабник, ТО БИШЬ распутник». Дозволь объяснить, аки всё на сАмом деле было.
– ВалИ! – молвила Наташа, правда, с видом скорее заинтересованным, нежели разгневанным.
Аглая не просекла сей нюанс и, вздохнув грустно, молвила:
– ВалЮ.
Засим повернулась и ко двери направилась.
– Э…! Куда попёрлась? Мне же интересно зело!
Уразумел Мойша суть конфликта и молвил, улыбнувшись:
– Наташенька, видать, хотела глаголить «Валяй!», что в переводе на язык нормальный означает «Дозволяю!»
– А я так и валяла, … то бишь глаголила!
Вернулась Аглая с полдороги и речь продолжила:
– … Десять лет назад настиг меня… возраст брачный. А тут аки раз губернатор орловский бал затеял. Прослышала я об оном и приехала из своего захудалого Мценска в чуть менее захудалый Орёл. Отец мой, негоциант известный Иван Карлович Бартель, в поездке торговой пребывал, посему явилась я на бал в одиночестве гордом.
– ЧтО сие за бал, – Наташа удивилась, – коли ты на нём одна одинёшенька?!
– «В одиночестве» означает «без сопровождающих лиц». А народу там было более, нежели зал способен был вместить… Благодаря богатству отца моего, невестой я была завидной. Да и лик с фигурой ужаса не вызывали. (Мойша хотел было уточнить, что и ныне не вызывают, но ввиду присутствия невесты своей промолчал благоразумно.) Посему подвалили ко мне женихи потенциальные. Но не найдя во мне дуры желаемой, отвалили. И тут подошёл ко мне один из присутствующих здесь.
– А кто именно? – воскликнула Наташа с интересом живым.
– Любимая Наташа! – расхохотался Мойша. – В тебе нашёл-таки я «дуру желаемую» … и столь желанную!
– Сие был именно Мойша Ицкович Шафиров, коий в описываемое время ещё не был женихом твоим, Наташа ревнивая. Слава о деяниях его экономических уже по всей Расее гремела. Даже отец мой, скупой вообще, а на похвалу в частности, изволил однажды похвалить его: «Мойша Шафиров – птица высокого полёта! Рядом со мной сия (прошу покорно простить за цитату дословную) „морда иудейская“ аки орёл (речь не о граде, а о птице) рядом с курицей!». Беседа наша долгой была (ибо не танцевал Мойша) и содержательной зело. Ни слова сказано не было ни о любви, ни о прелестях моих. Но покорил меня собеседник интеллектом своим и тем, что позволил мне свой проявить. А в завершение добил он меня фразой, коюю скромность не позволяет мне воспроизвести.
– Глаголил я Аглае, что она суть самая эрудированная изо всех барышень, мне вЕдомых и из многих мужчин таковых же. А по чувству юмора превзошла всех и приблизилась к недосягаемогу уровню Маланьи Инвалидовой.
– Опосля
