Достоевский.
– А я и не знал, что вы книголюб! – во время обхода сказал Рассохин, правда, сказал он это с лёгким недоверием.
– Ты – Жизнелюб, а я – книголюб! – сурово ответил Стародубцев и, немного помолчав, перешёл на доверительный тон. – Эх, доктор, дорогой мой! Ты удивляешься? Да когда бы ни война, дак я бы стал учителем. Языку детишек бы учил, литературе. Любил я это дело. Шибко любил. Ну, что теперь об этом говорить?
Изредка заглядывая в палату, выходящую на солнечную сторону, Рассохин отмечал идеальный порядок и чистоту, какую наводила трудолюбивая скромная Доля.
Отмечал Рассохин и другое: старый солдат всё больше спал по причине слабости здоровья. Спал, засунув под подушку то одну, то другую непрочитанную книгу – он только картинки в них смотрел, а прочитать не мог чисто физически. Даже в своих лупоглазых очках Степан Солдатеич книжный текст уже почти не разбирал – главный врач это прекрасно знал, но виду не показывал. Более того, Рассохин всякий раз старался поддержать «книжные» беседы, какие затевал вдруг Степан Солдатеич.
– Вот Платонов, – говорил он, грубыми пальцами поглаживая книгу. – Хорошо заметил. Прямо не в бровь, а в глаз.
– И что же он заметил?
Стародубцев смотрел в потолок, вспоминал.
– Если мужик войны не знал… Или нет, не так. «Когда мужик войны не видел, то он вроде нерожавшей бабы – идиотом живёт». – Степан Солдатеич вздохнул с надрывом. – Ой, как точно. Так точно, что ты даже представить не можешь, сынок.
– Не могу, – согласился Рассохин. – Я ведь тоже – вроде нерожавшей бабы. Войны не видел.
Фронтовик спохватился.
– Ну и слава богу! И не надо! – Стародубцев брал другую книгу. – Вот Лев Толстой. Могучий был старик. Да только перегнул маленько палку.
– Где? Какую палку?
Стародубцев открывал «Войну и мир».
– Ну, вот взять хотя бы эпилог. Зачем так долго жевать мочало? Так и охота сказать – иди в баню.
Старательно пряча улыбку, Рассохин слушал критику старого солдата и удивлялся тому, что действие великого романа – по словам Стародубцева – разворачивалось не на Бородинском поле, а поле Куликовом.
– А вы не перепутали два русских поля? – осторожно спросил Рассохин.
– Да как же я спутать могу? – Степан Солдатеич даже обиделся. – Как я спутать могу, когда я там однажды бывал?
– Где? На Бородинском поле? – Зачем? На Куликовом.
Главный врач задумался, насторожённо глядя на больного. – И что же вы там делали?
– Воевал. А что ещё там русский солдат может делать? Картошку сажать?
– Ах да, конечно. – Рассохин смутился. – Вы извините, я пойду. Дел по горло.
– А кто тебя держит? Иди! – как-то спокойно и запросто сказал Стародубцев, как может сказать человек простодушный или внутренне очень свободный.
Глава
