заболевание Мишо, она не заметила.
Атмосфера с первой минуты была напряженной. Катрин сидела с таким лицом, словно была главной героиней в греческой трагедии. Анри непрестанно и слишком усердно говорил, и из всего, что было им сказано, основная часть была настоящей чушью. С тех пор, что они были вместе, у Надин впервые появилось подозрение, что между ними существовал интеллектуальный перепад, и это чувство разочаровало ее. На следующий день она сказала себе, что причиной того, что Анри так безмозгло и легкомысленно болтал, было его волнение, и только много позже она осознала, что в тот вечер в «Бераре» интуиция не подвела ее: интеллектуально Жоли уступал ей, и это с самого начала было слабым местом в их отношениях, которое потом сыграло решающую роль в их отдалении друг от друга.
Надин знала, что Катрин возненавидела ее с первой минуты знакомства, и не видела причин, чтобы не ответить ей тем же. В принципе, она испытывала бы только жалость по отношению к несчастной женщине, к которой за всю жизнь не проявит интереса ни один мужчина, но поскольку Мишо относилась к ней с нескрываемым презрением, то и она в конце концов стала реагировать на нее только с отвращением. Неужели эта мерзкая личность и в самом деле верила, что может получить в мужья такого мужчину, как Анри? Она, вероятно, страдает болезненной переоценкой своих возможностей.
На свадьбу Катрин не явилась, так что со стороны семьи Анри не было вообще никого. Отца его уже давно не было в живых, а мать, урожденная итальянка, вернулась к себе на родину и уже не решалась на поездку из Неаполя в Кот-де-Прованс.
– У тебя действительно больше никого нет на земле, кроме матери и Катрин? – спросила Надин поздно ночью, когда закончилось праздничное застолье с большим количеством шампанского и они вместе лежали в постели в квартире Анри в Сен-Сире.
Жоли зевнул.
– Есть еще одна старая родственница. Двоюродная тетя или что-то в этом роде, по линии отца. Она живет в Нормандии. У меня уже много лет нет с ней контакта. Катрин иногда навещает ее.
Эта старая тетя, о которой Анри едва ли помнил, как ее зовут, оказалась решающим стрелочником в их с Надин жизни. Примерно через год после свадьбы старушка умерла и оставила после себя приличную сумму денег, которая, по ее завещанию, должна была в равных частях быть поделена между последними оставшимися у нее родственниками, Катрин и Анри. Это было, конечно, в высшей степени несправедливо, потому что Катрин регулярно заботилась о ней, а Анри у нее ни разу не появлялся. Но оспорить завещание и посягнуть на большее было нельзя. Каждый получил свою долю. Катрин уволилась с работы у одного нотариуса – ее и без того уже давно болезненно задевало шушуканье коллег, для которых она так никогда и не смогла стать «своей». Катрин купила эту мерзкую маленькую квартиру в Ла-Сьота, а остаток своей доли удачно положила в банк с таким расчетом, чтобы прожить на них несколько лет при скромном образе жизни. Кроме того, у нее были вполне конкретные представления о том, каким образом она сможет
