происходит много странного. И вот свидетельство. – Вернер указал на шрам, видневшийся у меня над правым глазом. – Или я ошибаюсь?
Я погладил шрам кончиком пальца. Клара говорила, что меня «поцеловала злая колдунья». Мне он приводил на ум фотографии Блеттербаха, которые я нашел в «Гугле», а потом удалил все следы поиска, из страха, что Аннелизе станет задавать вопросы, а у меня не найдется на них ответа.
Я не хотел врать.
Напрямую, во всяком случае.
– Не ошибаешься.
Что-то в моем голосе заставило Вернера сменить тему. Мы никогда не говорили о том, что случилось 15 сентября. Случилось, и ладно. Если нужно было сослаться на катастрофу, Вернер говорил: «Тот скверный день».
Природная сдержанность горца обернулась мне на пользу: почувствовав неловкость, Вернер встал, открыл холодильник и вынул оттуда бутылку граппы, настоянной на горечавке. Налил в две стопки. Мы молча выпили.
– Ты говорил…
– Я услышал историю. Или вот. Двое туристов, довольно пожилых, обсуждали это с женщиной, которая выдала нам напрокат каски в Туристическом центре. Илзе. Ты ее знаешь?
– Должно быть, это Илзе Унтеркирхер. Здесь, в Зибенхохе, мы все друг друга знаем, хотя стариков вроде меня становится все меньше, а молодое поколение… – Тут Вернер глотнул граппы. – Когда доживешь до моих лет, обнаружишь забавную штуку. Все лица похожи одно на другое. Особенно молодые. Бьюсь об заклад, однако, что ты не об этом хотел поговорить.
– То, что там случилось, Илзе назвала бойней на Блеттербахе. И кажется, произнесла одно имя: Шальтцманн.
«Кажется», черта с два.
В «Гугле», все следы поисков в котором я тщательно стер, открылось по меньшей мере двенадцать типов ссылок на это имя. Помнить-то я его помнил. Вот только даже Великий Оракул двадцать первого века не смог дать мне ответ. Я откопал Шальтцманна, доцента Йельского университета, хоккейную команду, фотографа из Гамбурга, двоих разных торговцев подержанными автомобилями из Баварии и бесконечное количество Шальтцманнов – Зальтцманнов и иже с ними. А что бойня на Блеттербахе? Абсолютный вакуум. Это не лишило меня присутствия духа, наоборот, еще больше возбудило во мне интерес. Любопытство зарождается при виде белых пятен на карте.
Вернер снова налил себе граппы.
– Что ты еще услышал? – сухо осведомился он.
– То, что так никого и не арестовали.
– Точно. Никого.
Я закурил, протянул пачку Вернеру. Тот отказался каким-то рассеянным жестом.
– Двадцать восьмого апреля восемьдесят пятого года. Как говорят по телевизору, я там был.
– Ты там был?
Я был не в силах скрыть радостное возбуждение. Я предполагал, что Вернер мог быть надежным источником информации, но и вообразить не мог, чтобы он оказался очевидцем.
Вернер поймал мой взгляд и на несколько секунд буквально пригвоздил меня к месту.
Он поставил
