еду на десяток-другой гостей, вот так вдруг, не получится, а в деревне гостей не зовут, они все приходят сами, потому что в деревне все друг друга знают, если надо – помогут, в горе и в радости поддержат. А, про деда, вся деревня знала, и все за него переживали, когда он искал и ждал сына, а теперь – такая радость у деда, и, конечно, народу много придёт в гости, порадоваться вместе с дедом и посмотреть на Ивана, и дедова внука.
Пока дед шёл до Настасьи, все соседи уже знали, что у деда приехал сын, выглядывали из-за заборов, радовались дедовой радости и поздравляли его от души, с таким большим праздником. Дед дошёл до Настасьи и, не заходя в дом, прямо от калитки закричал:
– Настька!!! Настасья!!! Слышь, девка? Давай, сбирайси, помощь твоя нужна.
Настя вышла на крыльцо, вытирая руки фартуком.
– Дед! Ну чего ты кричишь на всю улицу? Говори, что хотел?
– Настька! Да я хучь на усю улицу, хучь на две готов кричать. Радось-то кака, у мене!!! Сын с унуком приехали!!! Нашёлси! – и тут дед, опустив голову, заплакал.
– Дед, ну ты чего это? Радоваться надо, а ты – плакать! – подошла к нему Настасья и обняла его за плечи. Он припал к её плечу и молча плакал, но телом весь вздрагивал и всхлипывал.
– Да, я радуюсь! – плакал дед, – терпел, терпел, да чёй-то расклеилси. Нерьвы ни к чёрту. Ты, Настька, не говори никому, чё я тута слабину дал, а то мужики засмеють, – он еще чуть-чуть повсхлипывал у нее на плече и стал успокаиваться.
– Не переживай, дед Василий! Всё хорошо! Теперь всё будет хорошо! Сын с тобой и, слава богу.
– Настасья! Я, чё пришёл-то! Помощь твоя и Марькина нужна. Надоть стол собрать, полдеревни скоро сберётся, а мы, мужики, чё могём? Не умем мы стряпать, как вы, бабы. Добеги до Марьки, да приходитя, помогать.
– Ладно, дед! Сейчас примчимся, я только переоденусь и бегом к Марье. Ты иди пока домой, мы с Марьей тебя догоним. Давай, иди потихоньку. Ни о чём не переживай, мы всё успеем сделать. Настасья побежала переодеваться.
Прибежали они с Марьей быстро, дед успел только до своей калитки дойти, а они его уже догоняли. В дом они зашли вместе. Настасья с Марьей увидели Ивана, Марья кинулась обнимать его, а Настасья остановилась, как вкопанная, и не могла сдвинуться с места, а сердце забилось так, как будто, вот-вот готово выскочить. А Иван только посмотрел на Настасью, и уже не мог отвести от нее глаз.
– Ну, Иван, – говорила Марья в восхищении, – какой ты стал! Совсем городской, представительный мужчина! Тебя прям, не узнать! – она посмотрела на Ивана и поняла, что ему сейчас не до неё и переключилась на Никитку:
– Это у нас тут кто? Неужели Никитка? – она подошла к мальчонке, и давай его тискать, он засмущался и опустил голову.
Настасья вдруг поняла, что она неприлично долго смотрит на Ивана, опустив глаза, сказала:
– Иван! Ты так изменился, повзрослел, поседел, – но обнять его на радостях, все-таки, не решилась. Подошла к Никитке, обняла, погладила по голове, прижала к себе и сказала ему:
– Никитка!
