и щеки бы мазилкой разрисовал, глянул бы на себя в зеркало и… Опоздал бы на стрелку.
– Это… Почему еще? – обиженно засопел капитан, покупаясь не столько на давно всем известную и навязшую в зубах шутку, сколько опять-таки на невозмутимую серьезность Хруста.
– Обосрался бы, – пожал плечами Хруст, отвернулся, и даже не улыбнувшись, пошел к выходу, не слушая несущийся вслед обиженный мат Ивлева.
* * *
Выйдя во дворик, Хруст полез было в карман за сигаретами, но вспомнил, что только что выкурил одну в кабинете, не стал доставать пачку, и не торопясь двинулся к воротам. Кивнув дежурному в будке, он вышел на улицу, беглым взглядом мазнул по черной Бэ-эм-вухе и подошел к своему старенькому Опелю. Следя боковым зрением за черной тачкой, он достал ключи от машины и открыл дверцу. Сигнализации на его Опеле отродясь не стояло – ни к чему.
Годика два назад, выйдя с утра из подъезда своего дома, Хруст увидел вместо своей тачки пустой кусок асфальта с небольшим масляным пятном,
(… все равно подтекает, сука… а слесарь вчера божился, что все сделал…Ну, я ему…)
и чертыхнувшись, пошел на работу пешком, благо до отделения было всего две автобусных остановки. По дороге он набрал на мобильнике номерок одного своего "дятла", и вежливо поинтересовавшись, как дела, сообщил, что идет на службу пешком по причине угона своего личного транспорта. В трубке помолчали, а потом хрипловатый голос пробормотал:
– Ван Силич, это… Вы шутите так? Это ж… бред какой-то. Вы…
– Я так рано утром шучу только с женским полом, да и то.. редко. Ты, вроде как, удивлен, или мне показалось? – беспечным тоном осведомился Хруст.
– Да я… – "дятел" хорошо знал, что может повлечь за собой этот беспечный тон, поэтому говорил с придыханием. – Я, Ван Силич, просто ушам своим не верю! Я…
– Так вот, ты скажи другим ушам, что я – тоже удивлен. И постарайся, чтобы они тебя услыхали.
На этом Хруст разговор закончил и до конца рабочего дня занимался другими проблемами, выкинув из головы мысли о тачке и лишь иногда с раздражением вспоминая о подтекающем масле и раздолбае-слесаре.
В конце дня, выйдя из ворот отделения, он увидел свой свежевымытый Опелек, стоявший на своем обычном месте. Отрыв дверцу, он обнаружил на водительском сиденье листок бумаги с лаконичной надписью: "Извини! Больше не повторится." Больше, действительно, не повторялось. Вот, собственно, и все. Кроме, разве того, что масло больше не текло, а потому раздолбаю слесарю, можно сказать, повезло…
Задняя дверца Бэ-Эм-Вухи распахнулась. Хруст ожидал, что из нее вылезет обычный коротко стриженный "качок", ему даже хотелось, чтобы вылез и подгреб к нему именно качок, на котором можно было бы сорвать паршивое настроение, но… Из машины вышел молодой парень, совсем не похожий на "качка" – стройный, в строгом костюме, при галстуке и, как говорилось в детстве Хруста, с "модельной стрижкой"
(… очень похожей на ту, которую Хруст с легким удивлением увидел пару лет назад у молодого священника,
