и дура-баба в частности; поэтому корова сделала медленный шаг вперед и наступила на босую ногу Веры. Так как (по фильму) Веру только что похитили, обуви на ней не было.
Вера была преисполнена такого страха перед религиозным фанатизмом, что, несмотря на сильную боль, даже не посмела прикрикнуть на корову, влажная морда которой теперь воткнулась ей в грудь. От духоты, но также от страха и боли Вера покрылась по́том; то ли из-за солоноватого пота на ее светлой коже, то ли из-за ее приветливых духов – а Вера, несомненно, пахла гораздо лучше, чем прочие обитатели София-Зубер-роуд, – но в этот момент корова лизнула ее. Ощущения от длинного языка коровы были столь новы для Веры, что, когда корова яростно чихнула ей прямо в лицо, женщина лишилась чувств. Тогда корова наклонилась над ней и стала лизать ей грудь и плечи.
Далее никто толком не видел, что же произошло. Были отмечены испуг по поводу состояния мисс Роуз и некоторое волнение среди зевак, возмущенных увиденным; нарушители спокойствия и сами не были уверены в том, что видели. Только Вера позже сделала вывод, что нарушители спокойствия возмущались с точки зрения интересов священной коровы. Невилл Иден и Субодх Рай пытались прояснить, не из-за их ли сексуального интереса друг к другу Вера оказалась в обмороке.
К тому времени, как семья Дарувалла оказалась возле фургона, служившего для мисс Роуз гримерной и каретой первой помощи, мусульманский владелец табачного (с травками) магазина пустил по всей Софии-Зубер слух, что американская кинозвезда, блондинка, голая до самой талии, облизала корову и тем самым вызвала массовые беспорядки среди легкоранимых индусов. В такой шалости не было никакой необходимости; для беспорядков не было причины. Если и была причина для данного беспорядка, то, вероятно, заключалась она в том, что слишком многим не терпелось переехать в эти кинотрущобы и они не желали ждать, пока закончатся съемки; им хотелось немедленно поселиться там. Но Вера, конечно, будет считать, что все произошло из-за нее и коровы.
Семья Дарувалла прибыла в самый разгар этого бедлама, дабы спасти забеременевшую не по делу мисс Роуз. Корова не улучшила ее настроения, и старший доктор Дарувалла мог лишь констатировать, что у Веры синяки и опухшая правая стопа – и что она по-прежнему беременна.
– Если Невилл не возьмет меня, я откажусь от ребенка, – сказала Вера. – Но вы должны организовать все это здесь, – сказала она Лоуджи, Мехер и Фарруху.
Она была уверена, что «американская публика» осудит ее за внебрачного ребенка; а что важнее – ее дядя (если все узнает) не даст ей сниматься в другой картине; еще хуже то, что Дэнни Миллс из-за своей особой пьяной сентиментальности будет (если он узнает) настаивать на усыновлении не своего ребенка.
– Все должно остаться строго между нами! – сказала мисс Роуз беспомощным супругам Дарувалла. – Найдите мне каких-нибудь гребаных богачей, которые хотят белого ребенка!
Внутри фургона было как в сауне;
