мой? – Обратился он к ребёнку
– Да, – кивнул Эрик.
– Ну, вот и отлично, благослови тебя Господь, малыш. Завтра мы сможем вновь поговорить.
– Хорошо, господин. – Так же ровно ответил малыш и, прикоснувшись губами к руке старика, направился прочь ощупывая руками стену.
Лоран в нерешительности прошёлся из угла в угол скромной кельи, морщась от боли в руке.
– Сын мой, – послышался тихий голос настоятеля. – В нише возле камина стоит склянка с мазью, возьми её. Это снадобье приготовлено с молитвой и избавит тебя от боли. Ты молод, надеюсь, целебная мазь сумеет избавить твою кожу от последствий ожога.
Кюре почтительно кивнул и старательно последовал совету старика. Он нарочито медленно наносил густую и вязкую, словно сироп, мазь. Его страшил предстоящий разговор. И Огюст наивно, как мог, отодвигал его. Но, совесть не позволила ему испытывать терпение настоятеля и заставлять ждать немощного старика. Вздохнув, он присел на край постели Отца Габриэля и, осенив себя крестом, приготовился слушать.
– Сын мой, должно быть я разочарую тебя, но сейчас я вовсе не готов прямо ответить на вопросы. – Медленно произнёс старик. – Тебе придётся ещё немного запастись терпением, я должен ещё кое-что проверить. Одно могу сказать с прямотой и достоверностью, твой приёмный сын не принадлежит к миру людей, да… простых людей из крови и плоти.
– Святой Отец! – Крикнул кюре, вскакивая на ноги.
– Тише, мой мальчик, ты слишком возбуждён и сейчас можешь наговорить лишнего, да к тому же, воспалённый разум мешает правильно слушать и понимать других. Если дитя не принадлежит к нашему миру, вовсе не означает что он посланник тьмы. Пока мы этого не знаем наверняка, дождись завтрашнего дня, Огюст. А теперь, отправляйся спать. Я непременно помолюсь о тебе и мальчике.
– Прошу извинить мою вспыльчивость, Отец Габриэль, – опустив глаза, пробормотал кюре. – Я смиренно стану дожидаться вашего вердикта.
Он почтительно поцеловал сухонькую руку настоятеля и направился прочь, но уже в дверях, Лоран внезапно обернулся.
– Святой Отец, я полностью доверяю вашему слову, но… Словом, кем бы ни оказался мой несчастный сын, я ничего не сделаю во вред ему, даже если мне придётся оставить службу. И охотно обменяю свою жизнь на его.
– Ах, Огюст, Огюст. – Слабая улыбка растянула тонкие губы старика. – Столько лет минуло, а ты остался простодушным послушником по прозвищу «маленький викарий». Что у тебя за страсть, вечно становиться орудием искупления чужих грехов? Помнится, много лет назад ты так же отчаянно боролся за спасение своей грешной матери, а после взвалил на себя ношу, отмаливать душу порочного брата. Твоё рвение похвально, но ты рискуешь впасть в гордыню, кичась своей самоотверженностью. Помни, даже благие поступки могут ввергнуть человека в пучину порока, если он возомнит себя спасителем заблудших. Подумай об этом перед сном, и помолись всем Святым, что бы твои благие помыслы,
