ногу на ногу. – Давай, рассказывай, как ограбила моего папу. Рассказывай. Я буду слушать, потом советовать, как с тобой поступать, наглая женщина. Своровала все. Пришла. Сидит, за-ра-за. Ругается еще. Папа чуть не умер. Написал записку. Я летел из Европа. Один день делал визу через амэрикэн посольство в Германия. Разрыв сердца получил. Папа тут лежит свеча руке. За что ты довела папу? Отвечай.
Лемков, Точилин и Ягодкин остались потрясены решительным поступком черного Тимы, но никто не посмел прокомментировать.
– Убьем ее? – спросил черный Тима всю компанию. – Разрежем куски, пожарим корыто? Репетиция был.
Нарушил, как говорится затасканным литературным штампом, повисшую зловещую тишину, сам болезненный Лемков. Он хрипло откашлялся, кротко взглянул из-под чалмы полотенца на приемного сына и попросил:
– Не надо, сынок. Грех это.
– В Америке я грохнул бы эта женщина, не задумался. Бросил труп Гудзон и плыви себе Раша.
Черный Тима помолчал, потом широко улыбнулся, сообразил, видимо, что изрядно всех напугал, сказал:
– Шутка, – и задорно рассмеялся.
Точилин с Ягодкиным задвигались, заерзали задницами на колких пружинах продавленного дивана, облегченно похмыкали.
Тамара убрала с лица волосы царственным жестом усталой матроны.
– Понятно. Шутники собрались. Давайте думать, придурки, что дальше делать, – устало предложила она.
– За придурков точно глаз дам! – обозлился уже серьезно черный Тима. – Держит нас за придурков, стерва! Отдай папе всё! Картины, деньги и – вали! Куда хочешь, с кем хочешь.
– А если я захочу с тобой, негр, – неожиданно смело заявила Тамара. – Поедешь?
– С тобой?! – презрительно прищурился Тима. – Твар! Никогда! Я лучше с улица за сто долларз сниму девушка, воспитывать буду, в Америка увезу. Но с тобой, стьерва и продажная простьитутка, – никогда!
– На том и порешим, – устало согласилась Тамара. – Кончайте валять комедию. Расходитесь. Нам надо с Тимошей потолковать. Послезавтра утром мы улетаем через Афины в… Не важно. Улетаем в другой мир. В другую жизнь. Все свободны, господа. Паспорта, визы… я все сделала, Тима. Вот твой паспорт, – она выложила потрепанную красную книжицу Лемкова на обеденную лавку. – Собирать тебя – только умыть. Всё. Повторяю: все свободны! Переговоры окончены. Сейчас, – она глянула на золотые часики на своем запястье, – почти десять. Полчасика разрешаю надо мной издеваться. Морально. Потом подъедут мои ребятки и рассчитаются с вами сполна. С каждым. С тобой негр – особый расчет!
– Плевал я на твоих ребьяток! – ответил Тима. – Убьем ее сейчас, папа! Такой наглый женщьина, одурьеваю!
– Не стоит о нее мараться, сынок, – вяло возразил Лемков.
– Вот! – вскрикнула Тамара и вытянула над лавкой кулачок с зажатым мобильным телефоном. – Уже вызвала ребят. Будут с минуты на минуту. Они знают, где я!
Черный Тима мгновенно
