всегда сложны и непонятны. А громкие слова за счет своей кажущейся простоты не требуют объяснений, громкие слова всегда не знание, а лишь призыв к действию, порой безумному. – Так говорил Заратустра своему собеседнику в сером плаще, сидя после сытного обеда в маленькой харчевне, которая называлась «У веселого Сулеймана».
Давид с интересом смотрел на него. Ему с большим опытом общения с людьми, знавшему, благодаря своим шпионам, которые были на каждом углу, в каждой спальне этого города, все, чем дышат подданные царства, с такими людьми как его собеседник встречаться не приходилось.
Видел он пророков, которые чаще всего оказывались либо безумцами, либо притворщиками, получающими от своих пророчеств материальную выгоду. Встречался он и с бунтарями, которые своими речами подбивали простой народ к бунту, чтобы на волне этого бунта вдоволь пограбить и набить свои карманы, а потом скрыться с награбленным за пределами царства. Приходилось ему общаться, допрашивать знатных заговорщиков, которые, прикрываясь, кто религиозными, кто генеалогическими причинами, стремились захватить власть. Все они, прикрывая свои истинные цели, говорили о всеобщем благе, стремясь при этом к своим личным глубоко корыстным целям. Сейчас перед ним сидел человек, который говорил, что все его поступки продиктованы его сугубо личной целью, которая хоть и была непонятной, но была его личной. Этот человек, как понял Давид, хотел, изучая поведение и повадки людей, их манеры истолковывать различные высказывания, найти для себя путь к тому, что он называл свободой. Этот человек хотел открыть в себе – сверхчеловека.
Не будь такое тревожное время, он не представлял бы никакой опасности, даже наоборот этот эгоист до мозга костей был бы полезен, если было бы время объяснить и истолковать для простого люда истинный смысл его речей. На основе его высказываний можно было даже создать новую религию, религию самосовершенствования, поиска Бога внутри себя. Новую религию взамен существующей, где имелось много капризных богов, которые постоянно ссорились между собой, и которые были так похожи на людей, что даже простой народ смеялся над ними, сочиняя про них всякие непристойности. Это очень злило верховного жреца. «Да…, не вовремя ты пришел Заратустра, – не сказал, а подумал Давид, – придется тебя завтра арестовать, а затем может быть и казнить».
Давиду на миг показалось, что Заратустра прочитав его мысли – тот на неуловимое мгновение нахмурился. Он налил себе вина, сделал несколько глотков и открыто, как-то беззаботно, посмотрел на Давида. Его взгляд был ясен. И догадка, даже если она и была, ни чуть не нарушила покой и безмятежность, которые за время разговора так и не покидали его лицо. На какой-то момент их взгляды встретились, но Давид быстро отвел глаза. Ему на миг показалось, что его собеседник своим взглядом проник ему в самую душу, и узнал все его сокровенные желания и мечты, ему стало неловко, и необъяснимо страшно, и чтобы как-то справиться с собой он спросил:
– Скажи
