луг с заилившим прудом посередине, на берегу которого в старину стояли бани. Настоящую, «паспортную» фамилию Банниковых мало кто знал.
Внешности Лехиной бабушки имя Бабанниха (злые языки за глаза ее еще и Кабанихой называли) действительно очень соответствовало. Она была крупной, пышной, круглолицей женщиной с пухлыми розовыми щеками, картофелевидным носом и маленькими, казавшимися хитренькими глазками. Точь-в-точь как у Лехи. Эти глазки на нет сводили всю торжественную строгость лица Бабаннихи.
На самом деле бабушку звали Артемидой Евлампьевной. Если бы об этом сказали Лехе, у него челюсть бы отвалилась от удивления. Он называл ее, как и все в деревне, Бабаннихой, только с ударением на первом слоге, и звучало это вполне ласково.
Бабка Лехина считалась в деревне знахаркой и колдуньей. Она занималась сбором разных трав и плодов, и не только лечебных – душицы, ромашки, зверобоя, пижмы, калины, черноплодки, – но и разных приворотных-отворотных. В кладовке у нее все стены были увешаны всякими кореньями, листьями, кустиками. Приходили к ней деревенские девки и женщины постарше, да и мужики некоторые, бывало, наведывались. Снимала она порчу, сглаз, заговаривала зубную боль. Леха наблюдал с широко раскрытыми глазами, как бабка скороговоркой проговаривала заклинания, потом брала за руку клиента и прыскала на лицо родниковой заговоренной водой. Он видел – это помогало! Начал он и сам потихоньку с травами колдовать, какие-то книжки странные про магию и колдовство в библиотеке брать.
На характере Лехином не могла не сказаться наследственность. Дед его Емельян Иванович – как ни странно, но это было его настоящее имя! – обладал буйным характером. В далекой молодости служил на Дону, недалеко от знаменитой станицы Зимовейской, откуда был родом разбойный атаман Емелька Пугачев, а до него бывал там еще Стенька Разин, – и пропитался вольным казачьим духом. А еще казацкими, раздольными песнями.
Местное начальство побаивалось языка Емельяна Ивановича Банникова. А когда приезжало районное или, не дай бог, областное, его срочно отправляли подальше от деревни – на Мокрые луга за Дальний лес либо на Моховое болото сено косить или стадо колхозное пасти.
А за что Леху Черным прозвали? Волосы-то у него будто мучной пудрой посыпаны. Вроде бы одно объяснение: чем-то чертенка напоминал. Карие глазки с хитринкой, ловкий, увертливый, по ночам мыкается, в разные истории попадает. Лицо постоянно облуплено, как кожура вареной картошки. Рубаху носил навыпуск. И хотя она была всегда грязная и изодранная на локтях, не менял ее все лето. Так казалось. С весны до осени ходил босиком, от чего ноги грубели, панцирем покрывались.
Про Леху говорили, что он лягушек в прудке на Низовке вылавливал и по ночам в бане эксперименты с ними проводил. Подвешивал их к потолку за лапки над кипящим котлом. В котле варил мышиные хвосты, усики котят, клочки овечьей шерсти, собачьи кости. Потом… пробовал это ужасное варево. Где-то в старинной колдовской книге – бабушкины уроки! – он вычитал, что это
