в гости тоже можно…. Никаких ограничений, проверок тебе, никакого наглого контроля. Билет в кассе купи – и рассаживайся удобней… Люди вокруг доброжелательные, без косых взглядов. Никаких подозрений, а особенно по отношению к пассажирам с детьми! …Тремя! Никто из попутчиков и подумать бы не мог о том, что вот этот я – совсем по сути своей не такой как все они. Что я – совершенно иной. Что у меня даже и паспорт – это документ с ограничениями. Приложением к нему, к этому паспорту свободного гражданина должна предъявляться справка «об освобождении» оттуда….
Нам билеты до Михайлова дали на шестичасовый почтово-багажный. Ну и ладно – торопиться то некуда!
Вокзал Павелецкий небольшой, будто провинциальный – это вам не гиганты – Казанский или Киевский. И пассажиров совсем немного. Мы заняли целый угол, расположились вольготно, перекусили тем, что осталось с дороги, усевшись рядком, заели московским мороженым… Вкуснота! Комфорт!
Я после еды долго ходил кругами около телефонной установки в почти пустом зале для дальних пассажиров, никак не осмеливаясь поднять трубку этой столичной чудо – техники.
И, несмотря на то, что считал себя вообще-то в той эпохе, в какой-то мере, даже передовым культурным человеком, я не мог себе и представить…, И не технически… нет. А чисто в виртуальном плане, как это так, после целых двенадцати лет разлуки, диких условий лагеря, сибирской ссылки, я смог бы где-то на другом конце провода, да еще в Москве! услышать до слез такой родной голос своего старого друга.
Господи! Как руки дрожали перед героическим поступком!!!
Жена иронически поглядывала в мою сторону: ну чего мучается мужик – старика-то уже давно нет! Сколько лет прошло! Молодые и то вон мрут, как мухи! А она-то ЕГО ведь не знала!!!!
А какой-то мальчишка лет тринадцати, даже не глянув на меня, развязно, как у себя дома, нагло скользнул в будку впереди меня, плотно прикрыл дверь и долго кривлялся, изворачивался, разговаривая, как видно с девочкой. А я стоял уже совсем рядом со стеклянной дверью, оберегая очередь от новых вторжений. И злился на того, ни в чем не повинного, парня. Но больше еще на себя самого.
И всё мял я в руках письмо Николая Алдохина, который уже давно в прошлом сообщил мне московский телефонный номер нашего общего воркутинского друга.
Столько же лет этому письму? Уже и бумага пожелтела, Алдохин сам потерялся где-то в жизненном водовороте.
Но Федор Федорович, это наш общий у нас с ним старший товарищ… и преданный друг… оказался благодаря этому листку потенциально доступным…
Однако, чего только в жизни не бывает…. Могут быть ведь ремонты в квартире или на телефонной линии… Смена номеров… Дома может быть его нет на данный момент…
А он вдруг… ответил сразу… почти мгновенно, будто специально сидел и ожидал моего звонка.
У меня в горле сразу возник какой-то ком, и я назвал себя чужим голосом. Однако –
