гужевого транспорта много было. Раненых ведь на санях да на телегах с передовой вывозили. Машине туда не подобраться – обстреливали, а вот на гужевом транспорте легче было вывезти солдат. Как-то в июле недалеко от нашего дома лошадка паслась. Начался обстрел. Лошадь снарядом разорвало. Военные тут же подбежали – не пропадать же такому добру! Разрезали и нам кусок конины отвалили. Это был праздник!
В зиму 42-го у нас на дому стоял интендант. Звали его, как и меня теперь, Николай Иванович; был он в звании майора. С адъютантом в одной комнатке жил, а мы с мамой – в другой. Почти круглые сутки топилась «буржуйка». Голод был страшный. А этот майор по ночам на «эмке» муку в мешках привозил и по ночам же блины пёк. С Дороги жизни, наверное, воровал. А утром блины эти в термос складывал и куда-то увозил. И хоть бы блинчик дал мне, пацанёнку!
Потом приехали к нам другие офицеры: Лев Моисеевич, капитан, а с ним адъютант Тимофей, парнишка лет девятнадцати. Геодезисты они были: перед наступлением всегда карты на столе разложены. Привезут им обед – супец какой-нибудь, а там «крупинка за крупинкой бегает с дубинкой». Мне хоть ложку супа да дадут обязательно. От своего оторвут, а дадут. Добрые были, отзывчивые.
Летом 42-го по Неве с Невского «пятачка» плыли трупы. Страшно было смотреть! Был у нас дядя Петя Шишкин, инвалид, горбун, жил на улице Бугры. Он этих утопленников ловил – видно, это его работа была – и причаливал их возле нашего дома, чуть повыше устья Ижоры. Жара, мухи, трупы разбухшие… Жутко было. Потом утопленников куда-то забирали. Видимо, в братских могилах хоронили.
На месте нынешнего дома престарелых во время войны стояли разные части: автомобильные подразделения, «катюши», танки. А прямо напротив нашего дома стоял корабль. То ли подбит он был, то ли на мели оказался, но пушки работали. Команда на берегу жила, в землянках. Были ещё и корабли «на ходу». Насколько помню, один корабль стоял у лесопарка, другой – напротив завода в Понтонном. Они по самолётам били, по Невскому «пятачку», курсировали по Неве. Выпустят снаряды, и на место. А на тот, что на мёртвом якоре стоял, «мессершмитты» налетали, хотели его уничтожить. На наших глазах воздушные бои часто завязывались. Тогда ещё и самолётов-то приличных не было. На бой с«мессершмиттами» наши «утики»[11] выходили, максимальная скорость – 300 км/ч. Где им с «мессерами» тягаться! Как сейчас помню, немец наш самолёт догнал, дал очередь, и «утик» в Ижору упал. Лётчик успел с парашютом выпрыгнуть, но немец его из пулемёта расстрелял. А с появлением наших истребителей в 43-м картина резко изменилась: немцы, как увидят наши самолёты, так удирают.
Когда выгнали отсюда немцев, мы с мальчишками на Невский «пятачок» ездили. Тогда уже начали ходить буксиры с баржами. Мы лодки за баржи цепляли и вверх по Неве поднимались. Собирали металлолом (его тогда уже принимали), шашки, бикфордовы шнуры, тол. Металлолом сдавали, а шашками рыбу в Неве глушили. На «пятачке» трупов было много: и немцы, и наши. Большинство наших, конечно.
УТ-1 – учебно-тренировочный самолёт, пилотировался одним пилотом.
