лица, сличая печатный Апостол с рукописным, заметили, что Федоров исправил в тексте несколько ошибок, и сочли его исправления за отступление от православия. Против него было выдвинуто тяжкое обвинение в ереси. Пошли толки, что печатание книг – не божье дело, а дьявольское. Федорова стали обвинять в чернокнижии и колдовстве.
Первопечатник Иван Федоров
Однажды ночью яркое зарево поднялось над Никольской улицей. Это горела друкарня, подожженная озлобленной чернью. Сбежавшийся народ не только не помог тушить пожар, но ломал и грабил все, что удавалось спасти от огня. «Проклятый колдун!» – кричали на Федорова из толпы. Ему вместе с Петром Мстиславцем пришлось бегством из Москвы спасать свою жизнь.
Но дело, начатое Иваном Федоровым в Москве, не заглохло и после разгрома первой печатни. Здесь у него осталось несколько учеников, которые возобновили работу друкарни. А через триста лет недалеко от того места, где стоял первый Печатный двор, благодарные москвичи воздвигли памятник Ивану Федорову – «друкарю книг пред тем невиданных».
Всего в XVI веке было издано около 17–18 книг. В XVII веке книгопечатание находилось в ведении патриарха и подвергалось церковной цензуре. Было напечатано 483 книги преимущественно богослужебных. Но постепенно стали издавать и светскую литературу, главным образом учебную. Так, например, в 1634 году напечатали первый русский букварь.
Количество светской литературы резко увеличилось в эпоху Петра I. В Москве были отпечатаны букварь Ф. П. Поликарпова, «Арифметика» Л. Ф. Магницкого, а также первая русская печатная газета «Ведомости».
В 1756 году в одной из башен Кремля была открыта типография Московского университета, надолго ставшая лучшей типографией России. С ней связана и деятельность Н. И. Новикова, взявшего в 1779 году ее в аренду на десять лет. Но расцвет книгоиздания в Москве пришелся на XIX век.
Следом за появлением книг стали появляться и книжные лавки. Судя по воспоминаниям А. Болотова, во времена Екатерины II они уже могли удовлетворить самую требовательную публику: «Пуще всего хотелось мне запастись тут какими-нибудь экономическими книгами. До сего во всей моей библиотеке не было ни одной экономической. Потому что как я ехал домой для посвящения себя навсегда деревенской жизни, то считал уже необходимостью познакомиться и с экономией. И как я всего меньше разумел оную, то и надеялся научиться оной из книг, и потому желал в Москве запастись хотя несколькими на первый случай. Но сколь же удовольствие мое было велико, когда при расповедывании о том, нет ли и в Москве книжной и такой лавки, где б продавались не одни русские, но вкупе и иностранные книги, услышал я, что есть точно такая подле Воскресенских ворот. С превеликой поспешностью побежал я в оную. Но сколь радость и удовольствие мое увеличилось еще больше, когда нашел тут лавку, подобную почти во всем такой, какую видел я в Пруссии в Кенигсберге, и в которой продавалось великое множество всякого рода немецких и французских книг в переплете
