убирался, раз и похмелиться не на что: к сестре вот припёрся с презентом, только б налила, а у самого семья где-то брошена. Котёнок смотрел на неё испугано из-за пазухи, а брат вдруг заплакал:
– Возьми кота, злыдня! Он же золотой, гляди, а это к деньгам. Он тебе счастье в дом принесёт.
И стало ей так жалко всех, таких слабых, глупых, беспутных, что она и котёнка приютила, и брату денег на обратную дорогу дала. Уж лет десять с тех пор минуло, а брат умер три года назад. В очередной приезд с Севера, где прилично платили, надо сказать, по деревенским мерам, заснул на улице в мороз, а дружки не заметили. Друзья у них – одно название: «А мы при чём?». Только пить за чужой счёт горазды, а просто увести человека в сени, чтоб не остался на снегу лежать, не догадаются. Жестокие малодушные твари. Какие-то посторонние бабы его нашли, на санках до амбулатории довезли, но он уж ноги обморозил. Сначала ступни отрезали, но гангрена не отставала, сожрала мясо до бедра, пошла выше. Врачи сказали, что кровь плохая: какие там витамины на Севере. Умирал у своей жены в городе, Ульяна навещала его там, хоть поговорили по-человечески, а то брата было практически не выловить в трезвом состоянии, когда здоровым бегал. Спросила, не жалко ему помирать в сорок лет. Он даже удивился:
– А зачем жить? Скучно же. Я уж всё попробовал: чистый спирт пил, с чужой женой спал, на брёвнах по порогам на реке спускался. Что там ещё интересного? По телику в фильмах про мужиков одни подвиги и крутизна, тёлки клёвые вокруг так и вьются, не чета реальным бабам-дурам. Только в кино сплошные спецэффекты, а в реальной жизни грузовик увязнет, и мы его вытягиваем по колено в грязи. Устал так, словно мне сто лет, а не сорок. Думал, что мной должны восхищаться только потому, что мужиком родился, а ведь это ненормально: жить ради восхищения. Да ещё и крутого мужика из себя изображать посреди нищеты и пьянства. А какой я мужик, если жену ни разу на руках не носил? Не для красивой картинки, а только для себя, чтобы почувствовать, как это. С детьми толком не пообщался, а они ведь не запомнят меня, забудут годам к десяти. Ты им скажи, когда вырастут, что не таким уж поганым человеком их папка был. Только очень глупым, что слушал, кого не надо. Подсадили нас на подвиг, а оказалось, что трудней всего просто жить. Не для подвига и шумихи, а только для себя, для своих…
Остался от него кот на память. Денег и счастья не принёс, но всё ж живая душа в доме, а это уже богатство, когда вокруг всё вымирает. В эту зиму заболел, Ульяна выхаживала как ребёнка, как важную ниточку, которая связывает её с навсегда ушедшим миром дорогих ей людей. Казалось, если нить оборвётся, то жизнь потеряет всякий смысл. Умоляла этот клубок свалявшейся шерсти: «Котик, только не умирай! Имей совесть, ты же у меня один остался». И он остался, выкарабкался. Как и прежде ходит за Ульяной по хозяйству и за дровами, делает с ней обход в сарай, лежит на завалинке, когда она чистит двор, светит в сумерках жёлтым глазом со спинки любимого дивана по вечерам. И ей кажется, что её мальчишки тоже сидят где-то тут рядом.
